Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины
Шрифт:
Эти стихи в XX веке подкупили сердца многих читателей. Но мало кому было известно, что прекрасная дама на полотне Рокотова избалована пиитическими признаниями, что ей посвящены «Еротоиды» Струйского, двести лет назад весьма известные и переписывавшиеся из одного дамского альбомчика в другой. В 60-е годы XVIII века в журналах «Невинное упражнение» и «Свободные часы» появлялись студенческие стихи Струйского. На современный вкус крайне наивные:
Я песенку мою Зардевшися пою. Пою, пою, пою. Любови не таю. Любить умею, В любови тлею… Кого люблю, сказать не смею!Конечно,
462
Струйский Н. Е.Еротоиды. М., 2003. С. 15.
В 1768 году Струйский женился на Олимпиаде Сергеевне Балбековой. В поэмах он называл ее «Татиссой» и прославлял белым стихом:
Пей со мной одну здесь чашу, Сладости в уста вливая, Расцелуй меня, Татисса, Как целован был доныне! Обнимай, мой свет, нежнее, Чувствия мои пленяя…К несчастью, Татисса умерла при родах, оставив совсем юного, 20-летнего мужа, с двумя близнецами — девочками Прасковьей и Александрой [463] . Николай Еремеевич оплакал ее, как положено, не только прозаически, но и в стихах:
463
Морозова А. Г.Из тьмы былого // Струйский Н. Е.Еротоиды. М., 2003. С. 17–18.
Через три года Струйский встретил и полюбил Александру Петровну Озерову, небогатую дворянку, проживавшую в Москве. Он придумал ей звучное поэтическое имя Сапфира, и его муза вновь ожила. И через 15 лет брака страсть Николая Еремеевича к жене была столь же жаркой, как и в 1772 году:
Ероту песни посвящаю, Еротом жизнь мою прельщаю, Ерот в мой век меня любил, Ерот мне в грудь стрелами бил: Я пламень сей тобой, Сапфира, ощущаю!По отзывам современников, супруги были полной противоположностью. Быстрый, нервный, вспыльчивый, иногда склонный к деспотичной жестокости муж. И мягкая, достойная, хозяйственная жена, имевшая над ним несомненную власть. Мемуарист князь И. М. Долгоруков вспоминал: «Александра Петровна была женщина совсем других, чем ее муж, склонностей и характера. Тверда, благоразумна, осторожна. Я, признаюсь, мало женщин знавал таких, о коих обязан говорить с чувством усердия и признательности» [464] .
464
Долгоруков И. М.Капище моего сердца или словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни.
Противоположности сходятся. Брак Струйских был тому подтверждением. Супруги любили друг друга. Александра Петровна родила мужу 18 детей, из которых восемь выжили. До последних дней Николай Еремеевич продолжал сочинять стихотворные признания своей суженой:
Ежели б возможно было Анатомить мое сердце, Чтоб мне жить осталось после, Как мою раскроют грудь, То б мое печально сердце Той, конечно, показало, Той, я кою обожаю, Как давно по ней вздыхаю, Сколь по ней я плачу, стражду…Конечно, живя в богатом имении Рузаевка, в доме-дворце, построенном по чертежам В. И. Баженова, окруженный толпой детей и супругой, выполнявшей его малейшие желания, Николай Еремеевич давно не плакал и не страдал. Но положение обязывало. Взялся писать «еротоиды», изволь покорять сердце любимой вздохами и слезами. Струйского отказывались печатать в столичных журналах, он сам издавал свои книги в роскошных переплетах и на дорогой бумаге, а потом дарил всем проезжающим. Благодаря этому его страсть к Сапфире обрела общероссийскую известность.
Сидеть на двух стульях Струйскому было нелегко. Но, как мы уже говорили, весь русский XVIII век в каком-то смысле сидел на двух стульях и находил это удобным. Попытка соединить несоединимое, чтобы достигнуть идеала, видна и в семейной жизни. Суть куртуазной любви — вечная погоня за предметом. Суть любви супружеской — само обладание. Русская культура, традиционно привыкшая ко второму варианту отношений, склонна не предвкушать, а вкушать любовь. Но как растянуть мимолетное на годы? В рыцарских романах этому помогают частые разлуки и страдания разъединенных пар, для которых каждая новая встреча как первая. В сниженной, повседневной жизни вечное воспроизводство влюбленности достигается сменой предметов страсти. Россия, как часто случается, придумала нечто новое — куртуазную любовь в браке. Неожиданный гибрид, примиривший многих сторонников «просвещенных» отношений с необходимостью иметь семью.
«Ты родилася крестьянкой, завтра будешь госпожа»
В сословном обществе не могли не возникать ситуации, когда представители разных социальных слоев оказывались настолько захвачены любовным влечением, что вступали в брак, перешагнув через предрассудки. Мезальянс в России второй половины XVIII столетия нельзя назвать частым, но из ряда вон выходящим он тоже не являлся. Конечно, дворянское общество решительно осуждало подобные вольности. Особенно категоричны бывали дамы. Рассуждая о равенстве, адмирал П. В. Чичагов замечал: «Вопреки всем усилиям остроумнейших водевилистов ввести в моду неравные браки, на них постоянно смотрят как на нестерпимое неприличие. Женится ли человек известного круга на актрисе или на женщине ниже своего сословия, как бы она ни была хороша собой, воспитана, добродетельна, умна и безукоризненного поведения, ее никогда не примут в то общество, к которому принадлежит ее муж. Женщины, к какому бы званию они ни принадлежали, с величайшим отвращением избегают соприкосновения с женщинами, которых почитают ниже себя» [465] .
465
Чичагов П. В.Записки. М., 2002. С. 33–34.
Адмирал несколько сгущал краски. Русским дамам приходилось терпеть в своем кругу и купеческих дочек, вышедших за представителей лучших фамилий, и иностранок отнюдь не благородного происхождения, которых молодые офицеры, обучавшиеся за границей, привозили с собой. Если мужчина-дворянин женился на неровне, это еще было полбеды. Браком он поднимал женщину до своего уровня. Однако если оступалась дама, выйдя замуж за человека низкого происхождения, к ее проступку относились куда строже. Считалось, что она уронила себя в грязь, родные прекращали с ней всяческие сношения, и бедняжка как бы умирала для света.