Повседневная жизнь блокадного Ленинграда
Шрифт:
Эвакуация Ленинграда — великое и благородное дело, она позволила спасти и тех, кто уехал, и тех, кто остался. В том, что она сопровождалась страданиями и жертвами, трудно винить только городские службы. Да, хотелось бы увидеть иные сцены на вокзале — но вокзал — это зеркало голодного и разрушенного Ленинграда, в котором отразилось всё: и человеческие страсти, и блокадный быт, и стремление выжить во что бы то ни стало. Опыт переселения такой массы людей — свыше 1,5 миллиона человек — не мог быть приобретен сразу, всего предусмотреть не умели. Некоторые документы читать нелегко. Меняют ли они существенно наши представления об облике ленинградцев? Нет, они остались такими, какими и были, с неутраченной человечностью. Обратим внимание, как много на фотографиях детей среди эвакуированных, —
Да, в толпе людей, пытавшихся скорее уехать, вспыхивали конфликты быстрее, всем хотелось устроиться получше. Имеем ли мы право предъявлять упреки тем, кто нередко потом до самой смерти не хотел говорить о пережитом? Нет! Но мы должны знать всю правду о блокаде, и всё случившееся в это страшное время принимать целиком, а не отделять светлое от темного. Мы должны понимать, что у каждого имелись свои резоны, доводы, объяснения. На лицах оголодавших, замерзших, шатающихся людей, уезжающих в неизвестность, нет печати оптимизма — зачем же подрисовывать их ретушью? И не только их. Люди, спасавшие ленинградцев, с притуплёнными к чужим страданиям нервами, грубые, ругающиеся, подчас небескорыстные — и они старались хоть что-то сделать для людей, и они брали в теплую кабину обессилевших ленинградцев, и они смотрели, как укутаны дети, и они спасали, спасали, спасали.
Глава третья.
Карточки
Главным документом, который давал право приобретать продукты по низким государственным ценам, являлась карточка. Она представляла собой лист бумаги, на который типографским способом была нанесена сетка талонов с указанием, сколько граммов продуктов можно получить по ним. Когда происходила покупка, то талоны из карточки вырывались в строгом соответствии с весом тех товаров, которые выдавались горожанам.
Ограниченная продажа основных продуктов питания по установленным нормам была объявлена в июле 1941 года, но это не вызвало тогда ни паники, ни голода. Хлеб по норме иногда даже не выкупался полностью. Согласно июльским нормам, крупы отпускалось в месяц: рабочим — 2 килограмма, служащим и инженерно-техническим работникам (ИТР) — 1,5 килограмма, иждивенцам — 1 килограмм, детям до 12 лет — 1,2 килограмма. Нормы выдачи мяса тогда составляли в месяц для рабочих — 2,2 килограмма, служащих и ИТР — 1,2 килограмма, иждивенцев и детей до 12 лет — 600 граммов {511} . Все это можно было получить свободно и без километровых очередей. Работали столовые, где допускался безлимитный отпуск продуктов, продавались кондитерские изделия.
Положение резко изменилось после двукратного за 10 дней понижения нормы выдачи продуктов в сентябре. Без карточки выжить было невозможно. Установленная для иждивенцев, служащих и детей до 12 лет 20 ноября 1941 года норма выдачи хлеба в день — 125 граммов — стала символом Ленинградской блокады.
По нормам, с сентября 1941 года по февраль 1942 года, рабочие ИТР должны были получать в месяц 1,5 килограмма мяса, служащие — 1 килограмм, иждивенцы — 600 граммов, дети до 12 лет — 1,6 килограмма. С ноября 1941 года по январь 1942 года норма выдачи жиров составляла для рабочих и ИТР — 600 граммов, для служащих — 250 граммов, иждивенцев — 200 граммов. Сахара и кондитерских изделий полагалось выдавать с ноября до января 1942 года 1,5 килограмма, служащим — 1 килограмм, иждивенцам — 800 граммов, детям до 12 лет — 1,2 килограмма {513} .
Когда была возможность, объявлялось
Задержки выдачи продуктов по карточкам начались в первой декаде октября 1941 года: не все смогли получить сахар и масло. Именно тогда в домохозяйствах и начались импровизированные обыски опустевших квартир эвакуированных: искали оставленные там продовольственные запасы. Политорганизатор одного из домов М. Разина рассказывала об итогах такого рейда: «Нашли несколько пачек кофе и чая, большую пачку толокна, немного круп». Передавать их городским продовольственным складам постеснялись: «Всё забрали в домохозяйство по акту». В «верхах», похоже, к этой инициативе отнеслись сдержанно, в масштабах города проводить обыски едва ли могли в силу разных причин. Имеются сведения и о том, что вскрывались на почте посылки с целью изъятия продуктов, — но и эта мера едва ли могла спасти ленинградцев от голода.
Перед снижением карточных норм 13 ноября 1941 года нехлебные продукты почти не выдавались. Позднее положение еще более осложнилось. Н.П. Осипова вспоминала, как 16 ноября стояла в очереди в магазин всю ночь. В конце ноября началась паника — в магазинах нельзя было купить ни жиров, ни мяса. Поскольку с 1 декабря талоны за предыдущий месяц считались недействительными, то, как отмечал Ф.М. Никитин, люди «хватали, что попало: на масло брали какой-то джем из непонятных ингредиентов, за мясо почему-то конфеты… за сахар — искусственный мед (даже не знал, что есть такой)». Когда продукты были таким образом раскуплены, срок действия карточек продлили на пять дней. В магазине оказалось «полно настоящего сливочного масла», но дело было сделано — о возврате или обмене продуктов и речи не могло идти. В декабре 1941 года «отоваривание» нехлебных продовольственных талонов еще более затормозилось: в третьей декаде декабря были аннулированы без всякой компенсации «карточки» на масло и крупу {515} .
Январь 1942 года стал временем повсеместных задержек выдач продуктов. В начале января возникли даже перебои в продаже хлеба. «Половина месяца прошла, в магазинах еще ничего не выдано за январь», — записывал в дневнике 15 января 1942 года В.Ф. Чекризов. Нехлебные талоны обычно шли в зачет обедов, таких скудных, что многие предпочитали ждать и надеяться, что не сегодня завтра продукты завезут в магазины. На 27 января 1942 года было «не отоварено» 832 тонны крупы, 1399 тонн мяса, 2400 тонн сахара, 1290 тонн жиров. Почти все эти продукты, однако, имелись на складе, но не могли быть доставлены в магазины, потому что вагоны от Ладоги двигались 4—6 дней {516} .
Первые выдачи за январь (50 граммов масла и 100 граммов сахарного песка или конфет) начались в третьей декаде месяца, но тогда же из-за отсутствия воды прекратили работать хлебозаводы. Очереди стояли на морозе несколько суток «Скорей бы хлебушка привезли»; «Мы три дня ничего не ели», — просили люди «ответственных работников», пришедших их успокаивать. Хлеб выдали мукой. Секретарь Фрунзенского РК ВКП(б) А.Я. Тихонов рассказывал, какие картины ему пришлось увидеть в эти дни: «Получает человек муку, садится, потому что от усталости идти… не может и хватает из мешочка эту муку и прямо ее ест… Сидит одна старушка и с такой жадностью хватает эту муку из мешочка, что ей не оторваться никак, и ест, ест эту муку». О. Гречина видела, как блокадники падали в булочной, съев сухую муку: «Начинались корчи и судороги, и человек умирал» {517} .