Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Шрифт:
Князь Долгорукий докладывал в Петербург, что английский посланник Макдональд «способствовал служить нашим интересам». «Дипломатическое приличие не позволяло, разумеется, поступить иначе [по отношению к] единственному представителю в Персии Западной Европы, — пишет Мальшинский, — но справедливость историческая не может отказать Макдональду в признании за ним действий предосудительных. Он покрывал лжесвидетельство Мальцова и предупреждал персов от возможных его разоблачений».
Макдональд врал, утверждая, что в момент убийства Грибоедова англичан в Тегеране не было. Были! Англичане глаз не спускали с русского посланника и следили за каждым его шагом. Множество персидских чиновников находилось на содержании у Макдональда и его сотрудников. Когда тело Грибоедова провозили через Тавриз, ни один сотрудник
Граф Паскевич 19 июля 1829 года писал графу Нессельроде:
«Г-н Макдональд жалуется на оскорбительные слухи, которые ходят на его счёт в Тифлисе; право, он слишком скромен в своей запоздалой жалобе, ибо ничто не мешало бы ему сетовать также и на слухи, ходившие в Тавризе, Баязеде, Тегеране и Казбине… Они ходили всюду, по всем базарам… и все они были согласны в том, что причины пагубнаго события были далеко не безвестны англичанам, и что они старались обострить враждебные нам настроения в Персии».
Да, лучше Паскевича никто в тот момент не знал положения в Персии. И в деле Грибоедова он выступил истинным патриотом России и наилучшим на тот момент дипломатом.
Появившаяся потом в Англии так называемая «Реляция происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии», согласно историку С. В. Шостаковичу, является фальшивкой английской дипломатии. Написанная якобы от имени перса и внешне проникнутая сочувствием к Грибоедову, она является насквозь европеизированной по стилю и утверждает, что Грибоедов якобы не был подготовлен к дипломатической миссии и плохо знал местные обычаи. Рукопись реляции была передана в журнал «Blackwood's Edinburgh Magazine» Дж. Уиллоком, братом 1-го секретаря английской миссии в Персии Генри Уиллока, по рекомендации врача Джона Макнила. Согласно мнению советского историка Л. М. Аринштейна, главным подстрекателем персов против русских в английском посольстве была именно эта троица — посол Д. Макдональд в принципе был вне упрёков. Скорее всего, братья Уиллок и Макнил представляли в Персии английскую Интеллидженс сервис.
Убитые вместе с Грибоедовым сотрудники русской миссии по распоряжению шаха были отнесены армянами за город и похоронены в глубокой канаве. Там они пролежали несколько лет, пока посланник Симонович в 1836 году не добился у нового повелителя Персии Мохаммед-шаха разрешения на перенос останков в могилу при армянской церкви внутри Тегерана в так называемом шах-абдул-азимском квартале.
И. С. Мальцов сделал «сногсшибательный карьер» — он закончил службу в Министерстве иностранных дел в чине тайного советника и камергера двора. Вице-канцлеру и графу Нессельроде явно пришёлся по нраву этот Молчалин от дипломатии, о чём можно догадаться, знакомясь с формулярным списком нашего героя.
Посудите сами: в 22 года Иван Сергеевич стал 1-м секретарём миссии и правой рукой Грибоедова; спустя три месяца после гибели посланника в Тегеране его награждают орденом Святого Владимира 4-й степени, дают чин коллежского асессора и отправляют в Тавриз исполнять должность генерального консула. В послужном (формулярном) списке Мальцова, подписанном главою Министерства иностранных дел, появляется запись: «Высочайшим указом во внимание к примерному усердию и благоразумию, оказанным во время возмущения в Тегеране, пожалован кавалером ордена Святого Владимира 4-й степени». Трусость и лжесвидетельство называют «усердием и благоразумием» и награждают орденом!
В ноябре 1830 года на грудь 24-летнего генконсула и коллежского асессора спешат повесить орден Святой Анны, о чём в его формулярном списке появляется новая издевательская к памяти А. С. Грибоедова запись: «Во внимание к благоразумию, оказанному после убийства статскаго советника Грибоедова и во время исправления должности генеральнаго консула Всемилостивейшее
Потом чины, звания, ордена и награды сыпятся на Мальцова, как из рога изобилия: шведский орден Васы, австрийский орден Леопольда, турецкий орден, сицилийский, прусский… Надворный советник, камергер, статский советник, действительный статский советник, тайный советник, непременный член совета Министерства иностранных дел (по-нашему, член коллегии министерства), сопровождающий государя императора в 1851 году в его историческую поездку в Ольмюц (Австрийская империя), знаки «за беспорочную службу 25» и «30 лет» и т. п. В формулярном списке появляется трогательная запись о том, что Карл Васильевич питает «совершенную признательность» к Мальцову «за труды понесённые им» по временному управлению Департаментом внутренних сношений МИД.
И что обращает на себя внимание: ни у одного чиновника Министерства иностранных дел нет таких прогрессирующих от года к году записей в послужном списке о приобретении в различных губерниях Российской империи крепостных душ и пахотных земелек, как у Ивана Сергеевича Мальцова. Одних только крестьян наш тайный советник за каких-то 10–15 лет приобрёл не меньше 30 тысяч! И не мёртвых, как у Чичикова, а самых что ни на есть настоящих, платящих подати и приносивших доход.
Хваткий оказался человечек! Да и немудрено: Мальцов принадлежал к семье миллионера.
Предпринимательская жилка любимчика Нессельроде свела его с товарищем А. С. Пушкина С. А. Соболевским: Мальцов оказался его компаньоном, автором проекта и совладельцем открытой в 1836 году Самсониевской бумагопрядильной фабрики на Выборгской стороне Петербурга. В эти годы Мальцов стал близким другом Соболевского, и когда Сергей Александрович уехал на несколько лет за границу, состоял с ним в переписке. Именно от Мальцова Соболевский узнал о смерти Пушкина. Кстати, Грибоедов выбрал себе в секретари Мальцова по рекомендации Соболевского, который сам отказался ехать в Персию и предложил вместо себя своего товарища.
А дипломатическая карьера Андрея Карловича Амбургера, примерно 1795 или 1796 года рождения, «сына иностранного гостя, вступившаго в вечное подданство России», начатая в одно время с А. С. Грибоедовым и развивавшаяся до тегеранского эпизода параллельно, судя по всему, в 1829 году прервалась, потому что никаких новых записей в его послужном списке после этого не появилось.
«Грибоедов в Персии был совершенно на своём месте… он заменил нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию… не найдётся, может быть, в России человека, столь способного к занятию его места» — такую высокую оценку деятельности Грибоедова дал после его смерти честный Н. Н. Муравьёв (Карский). Это — ответ на те сомнения, которые возникали у самого Александра Сергеевича во время выполнения им своей дипломатической миссии. А работавший в Персии после смерти вазир-мухтара Грибоедова русский дипломат К. К. Боде написал: «Но что в моих глазах ставит Грибоедова даже выше его литературных заслуг, как велики они ни были, это та настойчивость и неустрашимость, с которою он умел поддерживать достоинство русского имени на Востоке».
Золотые слова, которые должны помнить русские дипломаты всех времён и эпох.
Со стороны и на расстоянии времени всегда видится лучше.
Глава четвёртая. Тегеран—1903
Нас по сцене Всевышний на ниточках водит…
Наш знакомый С. В. Чиркин и его товарищ С. П. Олферьев в 1903 году прибыли в Тегеран, где должны были работать в императорской миссии в качестве студентов, то есть стажёров. В начале XX столетия императорская миссия России в Тегеране, старейшая в Персии, всё ещё располагалась в старой части города в самой сердцевине базара и занимала целый квартал с обветшавшими постройками за стеной с неприглядными серыми воротами. Канцелярия, квартиры посланника и дипломатов располагались в старом П-образном здании в глубине большого двора. К дому примыкал большой сад, в котором находился флигель с квартирой второго секретаря. Казачий конвой размещался в отдельном помещении за главным зданием.