Повседневная жизнь египетских богов
Шрифт:
Другие чужеземные боги время от времени появляются в египетской мифологии, оставляя в ней больший или меньший след. Так, Котхар, известный в угаритской религии как строитель дворца Баала, поставил свой талант на службу египетским богам, сооружая их часовни и став в этом их слугой. {224} Он появляется даже среди прислужников богов — палачей, которые казнят осужденных. {225}
Критерии отбора, в соответствии с которыми пришельцы извне включаются в пантеон, не всегда очевидны, тем более что чужие боги не обязательно появляются в мифологических текстах, по крайней мере, судя по сегодняшнему состоянию источников. {226} Сравнение египетских текстов с ближневосточными, говорящими о тех же богах, показывает, что египетская религия не ограничилась заимствованием чужих богов с их адаптацией к собственным потребностям; она также перенимает и исконные характеры этих богов, их типы, интересные своими оригинальными функциями. Их мифологическое окружение также принимается в расчет. Лишь вследствие аналогии, обнаруженной при этом у заимствованного божества с теми или иными египетскими мифологическими сюжетами, оно входит в египетский пантеон. При этом оно не занимает в нем излишне расплывчатого места, но и не накладывается в точном смысле слова на уже существующий египетский образ. Оно привносит с собой некий аспект, черточку, более четко связанную с чужими землями. Его роль редко будет выдающейся; некоторые из таких богов занимают в египетской иерархии подчеркнуто второстепенное место. Процесс интеграции этих образов в египетскую религию включает в себя определенное соотнесение породивших их культур с египетским образом мышления. В этом смысле данный феномен, несмотря на его внешнее обличье, отличается от того, что мы увидим в греко-римскую эпоху. В эту эпоху контакт с инородной цивилизацией не привел к появлению в египетском пантеоне новых образов. Его состав оставался
С чисто исторической точки зрения заимствования из ближневосточных религий вписываются в рамки тесных политических и экономических связей Египта и его соседей, особенно в эпоху Нового царства. Египетские чиновники, поселившиеся за границей, и в особенности иностранные поселенцы в Египте, рабы, художники, торговцы — вот, очевидно, источник этого явления. Но распространение чужих богов в Египте не могло бы осуществиться без одобрения и поддержки со стороны царской власти. Оно связано с историей людей. Их включение в мифологические повествования часто смешивает их с повседневной жизнью богов в Египте. Они действуют в этих рамках так, будто всегда там присутствовали, обнаруживая родственные связи, которые в определенной мере стирают их чужеродное происхождение. Долгое время Сет и Хатхор, как мужское и женское начало, единственные воплощали все внешнее по отношению к египетскому пантеону. Эта их роль не лишена неясностей. Двойственность внешнего мира, с его одновременно положительными и отрицательными аспектами, воплощается в них — то есть внутри египетского пантеона, — отрицая возможность перехода между упорядоченным миром и внешним по отношению к нему хаосом. Появление чужих богов становится переломным для такого восприятия внешнего и позволяет уточнить качества обеих сторон в этом контакте. Хатхор возвращается ее склонность к наслаждению и любви, причем ее сексуальность не подавляется, но и оказывается лишенной чрезмерности. Она становится умереннее в своих эротических проявлениях и в пылкой воинственности, направленной на своих сородичей. Сет же постепенно замыкается в своей роли изгнанника и чужака, в то время как пришельцы обретают то положительное значение, которое раньше имел и он.
Тот факт, что чужеземные боги теперь могут в борьбе против Сета ощутимо помогать египетским богам, включает их в число тех, кто поддерживает мировой порядок. {227} Тем самым они подтверждают, что порядок этот может распространяться и за пределы такого идеального творения, как Египет, что окраины, где хаос торжествует, находятся на самом деле дальше, чем можно было бы подумать. Отныне между идеальным творением и хаосом появляется пространство, величина которого, всегда готовая уменьшиться, зависит от исторической ситуации. Чужеземные боги утверждают вторжение человеческой истории в мир богов, они больше не предлагают только модель истории, они подвергаются ее воздействию. Заметим, что египтяне среди своей богатой добычи, накопленной в завоевательных походах, никогда не привозили изображений чужих богов, в то время как завоеватели Египта не гнушались вывозом статуй, похищенных из храмов побежденных. {228} Само такое пленение богов, которое представляло собой также и победу определенного мировоззрения, означало запоздалое и на этот раз вызванное желанием чужеземцев рассеяние египетских богов по всему средиземноморскому бассейну [10] . Эта миграция из колыбели их творения неизбежно меняла их, подчиняя ритуалам, отличным от связанных с ними в Египте, и предвещая их смерть. {229}
10
Подобное толкование едва ли адекватно передает ситуацию, складывающуюся в результате военных конфликтов Египта со странами региона Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока. Социокультурные связи проявлялись в распространении культов богов за пределы границ взаимодействующих стран и отождествлении их с местными божествами на почве их внутреннего, содержательного сходства. Переселенческая политика, присущая империям древности, создавала каналы, по которым боги проникали на новые территории вместе с адептами их культов, подчас находя своих приверженцев и в среде местного населения. Достаточно сказать, что в египетской столице Мемфисе, где существовал квартал иностранцев, археологи обнаружили изображения бога Митры и других иноземных богов. Что же касается египетских богов, в первую очередь Исиды, Осириса и Хора, то им были посвящены храмы во многих пунктах прибрежной части Средиземноморья, начиная с эллинистического периода. Египетские купцы и мореплаватели, установившие регулярные и интенсивные контакты с такими отдаленными землями, как Счастливая Аравия и Индия, доставляли туда статуи египетских богов в знак добрых дипломатических отношений.
Глава третья
Обрести тело
Боги Египта способны определить свое место в мире себе подобных, знают имена друг друга и общаются между собой. Таким образом, существует определенная реальность, которая диктует различия между ними и выражается прежде всего в физических понятиях. Считается, что у богов имелись тело и лицо, которые придают им внешнюю индивидуальность и сообщают характерные черты, необходимые для жизни в их сообществе. Телу божества была присуща материальность, поскольку его можно было ранить или покалечить и поскольку вследствие его уничтожения его обладатель мог погибнуть. Как и у людей, тело служило для воспроизводства подобных себе и в определенных обстоятельствах могло развиваться и претерпевать возрастные изменения. Но эти столь обычные качества оказываются внешними и преходящими, когда возникает необходимость определить подлинную сущность тела бога. Его единство распадается на множество аспектов, механическое соединение которых к тому же не образует какого-либо единого целого. Страдания, которые претерпевает тело бога, не затрагивают его целиком; во всей совокупности доступных нам сведений о нем всегда остается некая часть, недоступная описанию. Оказывается, тело каждого бога создано как согласно тому, что предназначено его судьбой, так и согласно его собственной свободной воле.
Потребность в физической индивидуальности, доступной чисто внешнему наблюдению, возникла у богов с самого начала. Еще находясь в Первозданном Океане, демиург придает различия облику первых существ. {230} Характерные черты каждого передаются по наследству, поскольку сын бога может походить на своего отца. {231} Как правило, придание божеству облика человека или животного выпадает на долю Хнума, бога-гончара. Считается, что он создает живых существ на гончарном круге из одного дыхания своих уст, так что сама природа «глины», из которой он их лепит, остается по-настоящему неизвестной. {232} Особые качества самого Хнума позволяют ему уничтожать тела «космического врага» благого начала в мире Апопа и его потомства. {233} Сотворенная таким образом божественная форма представляет собой единство, в котором ничто не воспринимается само по себе и которое связано с сущностью бога. Она находится за пределами того, что доступно знанию или описанию, и может быть воспринята только весьма неадекватным образом, в отдельных своих проявлениях в мире. Эти проявления образуют так называемые хеперу— неопределенное множество кратковременных форм, которые может принять божество. Ни одна из них не может целиком объять сущность бога. Переход от одной формы к другой, в котором и выражается непреходящее существование божества, не означает, однако, что его подлинная сущность претерпевает изменения. Каждый раз такая форма представляет собой лишь грань его подлинной сущности, в которой божество представлено целиком. Обретая выражение в хеперу, божество получает способность обозначить свое состояние или совершаемое им действие, выделяя их из всей его сущности. Подобное воплощение состояния или действия божества вписывает его хеперув реальность видимого мира. Эта новая его проекция, иру, составляет форму, внешность божества, различимую и поддающуюся описанию, а также оттененную обычно некоторыми вещественными атрибутами. {234}
Во время своего путешествия по небу, от восхода до заката, солнце проходит несколько этапов, то есть воплощается в нескольких хеперу, наиболее важные из которых обозначаются именами Хепри, Ра и Атум. По ходу рассказа об уже не раз упоминавшейся тяжбе Хора и Сета верховный бог именуется без какой-либо системы в этих обозначениях Ра, Ра-Хорахти, Атум, Ра-Атум или Хепри, причем боги не испытывают сомнений в том, что говорят об одном и том же божестве. {235} Тот факт, что каждое
Если то, что люди узнают божество в первую очередь по его внешнему обличью ( иру), а хеперумогут постигать лишь посредством духовной и религиозной практики, очевидно, {237} то менее ясен вопрос, в каком аспекте боги воспринимали друг друга в своей собственной среде. Мы заметим, что дифференциация их внешних обличий, о которой шла речь выше, связана по своей сути с иру. {238} Тем не менее каждый бог мог обладать тайными хеперуили иру, неизвестными остальным. {239} Это предполагает, что в мире богов можно было обнаружить два уровня их проявлений — но только в том случае, если божественные существа, о которых идет речь, хотели этого сами. Сама природа таких проявлений, так же как и своеобразная «игра в прятки», которую она порождала, показывают, что тело божества невозможно обнаружить, не бросив на него взгляд. Собственно говоря, некоторые ситуации и подводят богов к тому, чтобы скрываться от чужих взглядов, именно потому, что их тела созданы, чтобы быть видимыми. Неузнаваемость бога при его появлении затрудняет его идентификацию и вызывает некоторое потрясение, которое подчеркивает его значимость и становится чем-то вроде откровения. Такое появление божества происходит с большой помпой, и присутствующие при нем вопрошают: «Что за бог появился здесь?» Вновь прибывший объясняет: «Я разорвал свою пуповину, я заплел свою бороду, я проявляюсь в качестве Хапи!» {240} — то есть бога разлива Нила. Все это не является очевидным для свидетелей его появления; однако тексты поясняют нам, что Ра «распределил свое обличье среди (других) богов». {241} Если мы понимаем эти слова правильно, речь идет здесь о возникновении облика божества, под которым оно становится видимо всем остальным. {242} Нечто подобное происходит и в случае с Исидой, обезглавленной собственным сыном. Демиург, увидев богиню, превратившуюся в безголовую статую, спрашивает Тота: «Кто эта вновь прибывшая, что не имеет головы?» И Тот отвечает: «Мой прекрасный господин, это Исида… Хор, ее сын, обезглавил ее». В обоих этих рассказах схема «узнавания божества» одинакова: по поводу него, как некоего «нового пришельца», задают вопросы те, кто стал свидетелями его появления. Ответы на них, содержащие описания его новых отличительных черт, позволяют его опознать. Этот диалог утверждает связь между атрибутами божества и его именем, в результате чего оно занимает свое место в «системе координат» сообщества богов. {243}
В описанных случаях божество желает или испытывает потребность в том, чтобы его узнали, и благодаря этому происходит данный процесс узнавания, подобный предъявлению богом «удостоверения личности». Божеству достаточно избежать этой процедуры, чтобы сохранить такой облик, который будет недоступен постижению даже собственных сородичей; это бывает необходимо как для защиты в случае угрозы, так и для обмана остальных. Особенно искусна в приемах такого рода Исида. Боги знают об этом и принимают меры к тому, чтобы не быть обманутыми, но часто это бывает напрасным. Пример такого рода мы встречаем в рассказе о тяжбе Хора и Сета. {244} Чтобы пощадить Сета и предотвратить воздействие Исиды на собрание богов, и без того склонившееся в ее пользу, решено созвать суд на острове, куда доступ для Исиды будет закрыт. Только один плот служит для сообщения собрания с внешним миром. {245} Перевозчик Немти получил четкий приказ не переправлять на остров ни одну женщину, похожую на эту богиню: при этом в запрещении подчеркиваются возможное сходство странницы с Исидой и способность богини принимать разные обличья. Тогда Исида приняла облик бедной старухи. Немти конечно же не доверился ей и сослался на то, что ему запрещено перевозить каких бы то ни было женщин. Отметим сдвиг, произошедший в формулировке запрещения. От сходства с Исидой акцент смещается на принадлежность к женскому полу вообще, как будто перевозчик знал, что богиня может появиться в любом женском обличье. Но Исида хорошо знала о жадности перевозчика и подкупила его золотым кольцом. Перевозчику следовало бы быть осторожнее, поскольку всем было известно, что старуха — это обличье, иру, которое Исида принимает для демонстрации своего вдовства, но также и магических способностей. {246} Прибыв на место суда, Исида оставляет это скромное обличье и превращается в прелестную юную девушку. Поскольку все боги считаются юными и прекрасными, Исиду в данном случае делает неузнаваемой не это обличье само по себе, а отсутствие в нем каких-либо специфических ее черт. Сет, закоренелый бабник, заметив ее издали, не мог не влюбиться в нее без памяти. Исида пользуется этим, чтобы высмеять его перед равными ему богами и ослабить его позиции в обсуждаемом деле. Перевозчик Немти был жестоко наказан за непослушание. Его лишили пальцев на ногах и заставили отдать золото, побудившее его совершить оплошность. {247} Такое наказание показалось бы чрезмерным, если бы оно следовало за неспособность опознать кого-то, кто сделал себя неузнаваемым. Однако Немти ставится в вину прежде всего то, что он поддался подкупу, несмотря на то, что узнать Исиду действительно было в его силах.
Этот эпизод показателен в том смысле, что, согласно ему и судя по употребленным в его описании выражениям, естественным и наиболее обычным обличьем божества было обличье человеческое. {248} Примем также во внимание, что в противном случае, когда речь идет о человеке или о царе, подобном богу или представляющем собой его реплику, это сходство оказывается функциональным, но никоим образом не физическим, не внешним. Не вполне ясно, были ли люди, согласно представлениям египтян, созданы по образу и подобию демиурга. {249} Заметим также, что Исида принимала только женские обличья, судя по тому, что запрет на доступ в собрание богов распространялся лишь на женщин. Это обнаруживает барьер, который боги в своих превращениях не могли преодолеть — барьер различия полов.
Вне рамок вопроса об обличье богов и возможностях опознать каждого из них материальность их тел носит двойственный характер. В начале существования мира сама субстанция их тел не существовала: она будет сотворена только после установления демиургом права владения только что возникшей землей. {250} Дальше мы увидим, что тело бога может быть искалеченным и кровоточить, что позволяет предполагать, что оно создано из обычной плоти. Слово «плоть», кстати, часто употребляется по отношению к телам богов. Но их способность претерпевать без вреда очень тяжкий ущерб показывает, что божественная плоть отлична по своей природе от человеческой. В сущности, плотские качества тел богов обозначаются предельно четко только в случаях, когда речь идет о мучениях врагов благих божеств. Кроме того, эти враги богов подвергаются метаморфозам, превращаясь в момент их казни в людей или в жертвенных животных. За исключением этих случаев о телах богов обычно говорится, что они сотворены из драгоценных камней и металлов. Их плоть — золото, кости — серебро, волосы — ляпис-лазурь. {251} Благодаря этому от них исходит сияние, аура, которая делает бога «блистающим и облаченным в бирюзу». {252} Сияние солнечного бога таково, что скрывает его от взоров его собственных детей. {253} Согласно египетским представлениям, камни не стареют и существуют вечно. {254} Исходя из этого, тела богов считаются неразрушимыми: именно по этой причине даже мертвое тело Осириса не может по-настоящему начать разлагаться или быть расчленено. {255} Своими природными свойствами и цветами камень и металл образуют палитру качеств, которые позволяют нам понять, что могла представлять собой сущность богов. Коль скоро их плоть была золотой, можно представить себе, что она имела красноватый оттенок, так как для египтян золото было не желтым, а именно красным. {256} Их волосы цвета ляпис-лазури должны были быть черными с синеватым оттенком — как мы сказали бы, цвета воронова крыла. {257} Исида, как правило, считается «той, у которой черные волосы и красная кожа»: {258} здесь речь идет о поэтическом переосмыслении типичных внешних черт египтян, которые были в древности такими же, как и сегодня. Если боги не соответствуют этому человеческому стандарту, это связано с их особыми качествами: так, те из них, у которых кожа черного или синеватого цвета, обладают способностью к физическому возрождению после смерти. {259}