Повседневная жизнь греческих женщин в классическую эпоху

Брюле Пьер

Что здесь имеется в виду? Артемида Гимния «принимает» «старуху» так же, как она принимала parthenos, несомненно потому, что новая жрица представляет перед ликом божества качества, аналогичные качествам девственницы. Это доказывает, что в последнем случае девственность ценится меньше целомудрия.

Последняя история связана с самой знаменитой жрицей античности, пифией. Она пророчествует в святилище Аполлона Дельфийского, выражает волю бога, отвечает на вопросы смертных. Как свидетельствуют многочисленные источники, пифия — «старуха», ей пятьдесят лет, она слишком стара, чтобы вновь выйти замуж или соблазнять мужчин. Но бывали и другие времена. Жители Дельф рассказывали, что некогда жрицей была одна parthenos, в которую влюбился юный трессалиец Эхектратес... Видя, что храм вот-вот подвергнется осквернению, дельфийцы изменили правила игры, и жрицей отныне стала «женщина пятидесяти лет», которая (символичная деталь) должна была одеваться девственницей.

Конечно,

во всех этих историях «старуха» не равна девственнице. Однако результат налицо. Когда девственница совершает ошибку, ее место занимает не взрослая женщина, не взрослый мужчина, а женщина, «имевшая в жизни достаточно связей с мужчинами». В богослужении жизнь греческой женщины, например Геры, разделена на три части: до мужчины, с мужчиной и после мужчины.

Теперь рассмотрим правила, существовавшие для лиц, живших в святилищах более или менее долгий промежуток времени и участвовавших в религиозных шествиях. Здесь основные правила не меняются. Во главе многочисленных процессий, прославляющих того или иного бога или богиню, идут не мужчины, не женщины, а девственницы. Этих девушек часто называют «канефорами», потому что они несут на головах, на манер кариатид Эрехтейона на афинском Акрополе, корзины со священными предметами культа — лентами и жертвенными ножами. Этих девушек могут касаться только «чистые» руки, они выбираются из числа самых красивых, они достигли половой зрелости, они дочери именитых граждан города. Им предписано строгое половое воздержание. Горожане ликуют, славят бога, а потом отправляются на пир. Это торжественное шествие девушек — в данном случае скорее thygatres [12] чем parthenoi, — напоминает выставку невест.

12

Множественное число от thygater. «девушка» в смысле прядильщица.(Прим. авт.)

Однако участие девственниц в религиозных действиях не имеет никакого отношения к «женской религии» и даже к общению женщин с богами. Эти шествия призваны препроводить животных и людей к месту жертвоприношения, и в них, за исключением участниц, нет ничего женского. Ни одной «феминистической» черты. Язык, на котором они говорят с богами, не содержит ничего специфически женского. Напротив, это церемонии мужские — кровавое жертвоприношение домашнего животного, разделение пищи с богами, совместная стряпня и трапеза. Присутствие девственниц — или старух — в этих церемониях объясняется только одним: их чистотой. Это позволяет избежать осквернения: менструальной крови, контакта с мужчиной и прикосновения крыльев смерти.

Мы снова возвращаемся к аксиоме мужского господства. Если общение с богами происходит посредством женщин, значит, мужчинам это выгодно. Однако поскольку в политеизме отражен мир смертных, в нем должен скрываться «феминизм».

Женщины говорят на ритуальном женском языке

Каждую осень жены на три дня покидали свои жилища, собирались в святилище, расположенном вне стен города, и славили Деметру и Кору. Мужчинам при этом присутствовать не полагалось. Поскольку эти ритуалы были окутаны тайной, о них мало что известно, а те сведения, которые сохранились, не всегда понятны. Так, известно, что некоторые женщины после трехдневного воздержания вынимали из глубины рукотворных отверстий сгнившие останки свиней, помещенных туда несколькими месяцами раньше. Затем этот животный «перегной» смешивали с семенами, чтобы таким образом повысить урожайность на полях Деметры. Еще известно, что второй день, — это день поста. Женщины в этот день поднимались на холм Пникс в Афинах и рассаживались там на ветвях авраамова дерева, которое подавляло половое влечение. Это действие совершалось в память о трауре Деметры, когда та искала Кору. В этот день женщины погружались в сон, не обращая внимания на физический и плотский голод (что для женщины одно и то же). Таким образом они готовились к третьему дню, дню Прекрасного Рождения, когда от грусти ожидания можно перейти к веселью. В этот день женщины сквернословили, приносили в жертву свиней, пировали. Все это делалось ради величайшего блага в живом мире: плодовитости людей и плодородия полей.

Сменим декорации. Итак, жена покидает свой «дом» (бросая его на произвол судьбы) и уходит довольно далеко от мужчин в частности и людей вообще; она долго идет и к ночи оказывается на горе. И там преображается до неузнаваемости! Босоногая, с распущенными волосами, в длинной тунике, перепоясанной веревкой из грубой шерсти, со шкурой олененка или козленка на плечах, с тирсом в руке — длинным жезлом, сделанным из ствола большого зонтичного растения, украшенного рубинами и сосновой шишкой, — таков внешний вид последовательницы Диониса, чаще всего называемой вакханкой или менадой. Она может также носить ритуальные инструменты — тимпаны или факел. Таков костюм самого Диониса. И он же является одеждой вакханок. Как это понимать? Очень просто — бог андрогин — к, участвующих в дионисовом ритуале — ритуале оргиастическом, то они должны быть стопроцентными женщинами. В экстатическом культе Диониса женское, не будучи исключительным, явно доминирует.

Надеть дионисов костюм — значит сделать важный шаг в направлении того, что является крещендо всего существования последователя: обладание. Жены, вчера еще заточенные в «домах», погружаются в суровый, дикий мир, где проходят оргии Диониса,

делающие их «безумными» (таков смысл слова «менады»). Вот почему наряд менады является одеждой Диониса, а процесс имитации, то есть идентификации с богом, является одной из движущих сил этого культа. Первый акт потери власти над самим собой — это в прямом смысле впадение в экстаз (ekstasis, «замещение», «распутство», помутнение разума). Вакхическое общество постепенно доводит себя до транса и восторга — entheos. Это «имение бога в себе», это «одержимость» или «вдохновение». В экстазе менада освобождает в себе место для Диониса. Но происходит это совсем не просто. Ведь она устала: она долго шла, взбиралась на гору, чтобы оказаться у бога. Кстати, вершина Парнаса, например, находится на высоте двух с половиной тысяч метров! В таком состоянии женщина находится к началу ночного празднества, прелюдией которого является экстатический танец. Он длится довольно долго, прежде чем она добьется разрыва с реальностью. Все здесь странно: и музыка, и ритм, и крики «эвоэ!». Каждая женщина достигает экстаза по-разному: счастлива та, что достигает его быстро и впадает в неистовство. Античная поговорка гласит, что было много тирсов — много последователей и последовательниц Диониса — и мало тех, кто достиг экстаза.

«Во множестве греческих городов каждые два года проводятся женские baccheia, и существует правило, что parthenoi несут тирс и участвуют в шествиях одержимости, крича "эвоэ" и славя бога; что касается женщин (замужних), те становятся вакханками и пением славят приход Диониса, изображая менад, сопровождавших бога» (Диодор).

Учтем здесь миметический аспект поведения тех, кто становится менадами, изображая менад мифологических, сопровождающих прибытие бога, и контраст между поведением взрослых женщин, становящихся настоящими вакханками, и девушек, довольствующихся несением тирса и ритуальными криками. Наблюдение за ритуалами, подобными вуду, проясняет картину: сначала надо пройти обучение у тех, кто уже умеет впадать в экстаз, прежде чем пытаться достигнуть его самой.

А как проводит время супруга, мать, хозяйка дома? Женщинам нравятся празднества в честь Диониса, но более всего им нравится впадать в экстаз и обретать бога в себе. Мы и так по крупицам собираем информацию о женщинах из того, что говорят о них мужчины, что же касается наслаждения и подлинности самой менады, здесь счет идет на песчинки. Вспомним Лисистрату в пьесе Аристофана. Она корит за опоздание своих подруг, которых позвала, чтобы устроить любовную забастовку, призванную спасти мир: «Когда б на baccheion [13] позвали их, / На праздник Пана иль к богине рожениц, / Так от тимпанов здесь проходу б не было» [14] . Понятно, на что намекает Аристофан, когда ассоциирует вакхический культ с тем, что Жанмер называет «двусмысленной набожностью». Он приравнивает один к другому культы, которые необходимо скрывать, но женское безудержное либидо является комической пружиной успеха... Однако не следует отрицать, что сходство есть. Мысль о наслаждении ассоциируется с менадизмом. Безумны те, кто ставят добродетель столь высоко, что во имя «дома» стоически отказываются «вступать в ряды менад» вместе с подругами.

13

Это совокупность экстатического культа Диониса. (Прим. авт.)

14

«Лисистрата». Пер. А. Пиотровского.(Прим. ред.)

«У Миния, жителя Орхомены, были дочери Левкиппа, Арсиппа и Алкатоя,излишне трудолюбивые. Их осыпали упреками другие женщины, оставлявшие город, чтобы стать вакханками в горах...»

Конечно, миф упрощает суть. Тем не менее существуют две стороны. Сторона Афины: все обращено к дому, целомудрию, воздержанию, труду; и сторона Диониса и Афродиты: любовь, танец, музыка и пространство за стенами города. Подобный бой выдержала Никарета, которая, достаточно «послужив прялке Афины», решила бросить в огонь перед храмом Киприды свою корзину, веретена и прочие рабочие инструменты и стать куртизанкой:

Я, Никарета, пред Афродитою жгу свою прялку, Юность свою не желая больше в работе губить. Стану отныне, увив голову цветом медвяным, На пирах веселиться и на арфе играть.

Обе эти позиции довольно опасны. С одной стороны, в безумстве носиться по холмам, по горам, потерять ощущение реального и даже нереального, человеческого и божественного, забыть о собственном положении — сексуальном, социальном, религиозном, — мужчины вряд ли стали бы терпеть это, если бы не понимали ритуального характера этих действий. Можно себе представить, в каком состоянии возвращалась домой мать семейства после этих безумных ночей на холме, но она возвращалась и опять погружалась в рутину домашних забот. С другой стороны, отказываться ради этих домашних забот от вакхических ритуалов — как это сделали дочери царя Миния, — значит не признать власть такого бога, как Дионис, и вызвать его гнев. Чтобы понять, чем рискуют такие женщины, дочитаем до конца.