Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны
Шрифт:
Сады и огороды
Немало людей трудилось и в садах. Те, кто не имел определенного занятия в городе, как правило, работали именно здесь. Многие превращали в огород клочок земли, маленький участок у глинобитного или сырцового дома. Большинство городов напоминали скорее разросшиеся деревни, нежели то, что отвечает нашим представлениям о типичном городе. И вся микенская цивилизация зиждилась на прочной земледельческой основе. Цитадели возникли из необходимости защищаться от опасности, постоянно преследующей народ земледельцев и моряков. Внутри и вокруг стен собиралось множество ремесленников, чернорабочих и рабов, а все они питались плодами земли. Отсюда и необходимость садоводства. Вот описание сада царя Акиноя: «Был за широким двором четырехдесятинный богатый сад, обнесенный повсюду высокой оградой; росло там много дерев, плодоносных, ветвистых, широковершинных, яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных, также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих» («Одиссея», VII, 112–116). Этому описанию автора седьмой песни «Одиссеи» соответствует и сад Лаэрта, разбитый за стенами Итаки, а главное — серия V кносских документов с идеограммами, обозначающими
Земледелие и скотоводство
Во второй половине XIII века до н. э. на всех равнинах и холмах Греции словно грибы росли сельские общины, поселения и городки. В архивах дворца — настоящий взрыв географических названий, часто производных от имени собственного: несколько сотен в Мессении, около сотни — в окрестностях Кносса. Сегодня на их месте впечатляющая россыпь руин. Военному натиску микенцев на Малую Азию и Южную Италию, несомненно, соответствовал бурный демографический рост в Греции. Деревенские жители, вечно враждовавшие между собой из-за границ или желания расширить обрабатываемые земли, ссорились с пастухами, чьи стада увеличивались слишком быстро. Всегда хрупкое равновесие между земледелием и скотоводством во многих местах нарушилось либо из-за новых раскорчевок и вспахивания ранее нетронутых земель, либо, наоборот, из-за опасного переизбытка животных, нуждавшихся в пастбищах. Таким образом, когда наблюдаешь за жизнью микенских крестьян вокруг той или иной крепости накануне катастрофы, больше всего бросается в глаза их неуверенность в завтрашнем дне. С одной стороны, не дают продыху требовательные, навязчивые «власть предержащие» всех мастей (цари, многочисленные жрецы, чиновники, военные вожди и главари банд). С другой — чувствуется упорное, всеобщее, хотя и подспудное, стремление увернуться от гнета того, что на сотнях табличек носит имя opero(«обязательство, долг, дефицит»), попытки добиться освобождения, облегчения, избавления от налога. Пределом честолюбивых мечтаний этих тружеников было одно: чтобы напротив их имени написали: ereutero, ereutera, то есть «свободен (или свободна) от податей».
Система землепользования
Политическая свобода не появится здесь еще несколько веков — даже после волнений и бунтов, закончившихся сожжением Пилосского дворца между 1220 и 1190 годами до н. э. В положении земледельцев, akorota, в самой системе землевладения существовало такое неравенство, что невольно проникаешься мыслью: этот уклад жизни явно дышал на ладан. Под контролем разных интендантов и управляющих, чей список мы уже приводили выше, и на глазах у местного сеньора, qasireu, работали и неукоснительно выплачивали налог свободные арендаторы, moroka, владельцы аллода (наделов земли), обязанные помимо налогов нести еще и военную службу, ленники, kotonooko, по условиям эксплуатации и рентабельности сходные с колонами, kitita, вилланы, или испольщики, kamaeu, вынужденные отдавать часть рабочего времени и прибыли господину или жрецам, поселенцы (арендаторы?), onatere, рабы, doero, жители побережий или приграничных районов, не имевшие собственной земли, разнорабочие, erito-, erita, aketiriya, чаще всего — женщины и дети, нанимаемые в сезон жатвы, чесания шерсти, сбора олив, подготовки жертвоприношений.
Люди, жившие вне общины или вконец обнищавшие, — те, кого классическая литература в Фессалии называет бедняками ( penestai), в Спарте — илотами, на Крите — афамиотами ( aphamiotai), в Сикионе — «носящими посох» ( korynephoroi), обрабатывали клочок земли или выращивали мелкий скот, предоставленный им ахейскими господами, не имея права сдвинуться с места, ни передать кому-либо имущество, ни носить оружие. Наконец, возможно, хотя полной уверенности у нас в этом нет, что некоторые собственники земли могли покупать домашнюю прислугу — пленников или детей, отдаваемых в рабство родителями, то есть тех, кого мы называем довольно расплывчатым словом «рабы». Тут сразу приходит на ум легендарное рабство Аполлона у Адмета или рабское служение Геракла, вынужденного прясть у ног Омфалы. Микенский же термин porenaобычно толкуется как «персонал, являющийся предметом сделки» (от глагола poleen— «торговать»). Разумеется, судьба свободных тружеников имела мало общего с жизнью сельскохозяйственных рабов, а последних — с участью рабов домашних.
Официальные документы дворцовых архивов различают весьма несхожие между собой виды владения, точнее, пользования землей. Кое-кто, как, например, принцы или победоносные военачальники, получали в собственность поместья, temeno(s), состоявшие из многих гектаров
Большинство земледельцев довольствовались теми участками, которые представлял им совет общины, damo(s). Это были «распределенные наделы», и назывались они kotona kekemena(по-гречески — ktoinai kekeismanai). Это свидетельствует о том, что наряду с индивидуальной и частной собственностью существовала общинная, или коллективная, земельная собственность, и те, кто ее обрабатывал, имели право лишь на временное пользование, onato. Эта временная форма владения, kama, влекла за собой особые обязательства, такие, как ежегодные выплаты, dosomo weteiwetei, «двойная повинность», duqoupi tere уае, отработки, wozee. Так что ленникам приходилось намного больше работать. Около Пилоса некий Молобр («Кабан» или «Обжора»), пастух по своему положению, владел недвижимым имуществом данного типа и частично сдавал землю в аренду двум работникам, Лигросу и Кретею, поскольку, очевидно, не мог справиться со своим хозяйством в одиночку.
На пилосской табличке Ер704 сохранились отзвуки всякого рода споров, порожденных этой, далеко не идеальной и многоступенчатой системой землепользования: «…Гуамия, иеродула (то есть служительница божества), имеет доход с удела, данного ей жрицей и составляющего площадь, засеваемую восемнадцатью литрами семян (приблизительно 15 аров); …Эрита, жрица, получая доход с части надела, заявляет, что владеет им от имени богини как истинной и неотъемлемой собственностью ( etoniyo), но совет общины возражает, говоря, что в действительности ей принадлежит лишь узуфрукт, поскольку земля эта составляет часть угодий, распределяемых между членами общины, общая площадь их рассчитана на засев 468 литров семян (примерно 3 га 90 аров); Карпатия, хранительница ключей святилища, имеет два общинных надела, но, несмотря на то, что должна обеспечить ежегодные выплаты, не обрабатывает их…» Любопытно, что было тому причиной — нехватка рабочих рук или желание уклониться от уплаты налога?
Вокруг городов и деревень развивалось довольно интенсивное земледелие, ибо ежедневный труд приносил сравнительно большой достаток. Хозяин старался выжать все возможное из порой крохотного кусочка земли, тем более что раз в два года поле приходилось оставлять под паром. В «пустые» годы туда пускали пастись скот. Таким образом, земля отдыхала, оставаясь под паром, и естественным путем удобрялась, но как мало и как плохо!
В других местах, особенно в зонах раскорчевки, люди жили в условиях экстенсивного земледелия, весьма малорентабельного. Письменные документы Пилоса и Кносса позволили установить соотношение между единицей засеваемой площади, « dama(r)» (по большей части — в крупных частных владениях), и высшей мерой емкости зерновых — около 120 литров. Поскольку в античности сеяли гуще, чем в нынешние времена, о чем свидетельствуют вавилонские тексты, Талмуд, трактаты римских агрономов, и, соответственно, требовалось несколько большее количество овса или пшеницы для засева площади в 10 плетров или 100 квадратных футов, что соответствует гектару, то становятся понятными данные из дошедших до нас кадастров Крита, Мессении и Арголиды:
1. Посевные владения царя и богов изрядно превышали 40 га.
2. Большая часть собственников довольствовалась 2,5 га.
3. Большинство арендаторов и пользователей, то есть довольно значительная часть земледельцев, жили за счет урожая зерновых всего с нескольких аров.
Правда, площадь обрабатываемой земли, aroura, надо рассматривать как двойную, а то и тройную, из-за того, что половина поля находилась под паром, а еще часть отводили незерновым культурам, ведь микенцы жили при многокультурной системе земледелия. Зерновые ценились дорого и составляли лишь добавку к повседневному рациону, состоящему из бобовых, фруктов, ягод, а иногда — в некоторых районах вроде Эпира и Аркадии — и съедобных желудей.
Возможно, кого-то удивит, что микенские сборщики налогов, в отличие от наших, не назначали определенной таксы в зависимости от размеров посевной площади или заранее обусловленной величины урожая, но, несомненно, с их стороны было разумнее и дальновиднее раз и навсегда определить количество семян, необходимых для данного надела. Эта цифра менялась лишь в зависимости от качества почвы. Хорош год или неудачен, плодородна земля или камениста, администрация предусмотрела, сколько зерна необходимо, чтобы обеспечить будущий сев. Оставалось только, исходя из размеров урожая, назначить налог в соответствующей пропорции к установленному минимуму. Помимо того, что им причиталось, земледельцы не могли требовать из царских хранилищ, от господина или общины ни на гран больше или жульничать с истинным объемом засеянной площади. Впрочем, урожаи всегда бывали невелики: 5–6:1 — в удачные годы — и 1,6 или 2,2 — в остальные. Точно так же обстояло дело в эпоху Каролингов в королевских домах Франции, столь же жестко управляемых. Заорганизованность, переизбыток получающих долю прибыли, перенаселенность и простейшая экономика выживания. Над земледельческим миром, производящим так мало еды, во всех микенских государствах, включая богатые равнинами Фессалию и Арголиду, постоянно витала угроза голода.