Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России XVIII-XIX веков

Будур Наталия Валентиновна

Девичник.А. И. Корзухин. 1889 г.

Празднество свадебного договора. М. Шибанов. 1777 г.

Приход колдуна на крестьянскую свадьбу. В. М. Максимов. 1875 г.

Крестьянин

в пути. (На заработки.)С. А. Коровин. Вторая половина 1890-х гг.

Прасковья Копалина, по свидетельству крестьян, кроме порчи девок и жонок, изобличалась еще в том, что «для привлечения в дом свой кого-либо из мужчин для сожития с нею источала из разных частей тела своего кровь и клала оную в муку, дабы таковою лепешкою приворожить к себе молодого мужчину».

Следователь при вторичном расследовании дела пригласил местного штаб-лекаря «для исследования в истине болезни одержимых». Врач после тщательного осмотра дал следующий отзыв: «Таковые люди одержимы истерическими припадками, а не порчею или напущением на них посредством чародейства икоты или кликуш».

Иногда колдунов, наводящих порчу, не только били или предавали суду, но даже убивали.

Так, 13 октября 1879 года временное присутствие Новгородского окружного суда в городе Тихвине, с участием присяжных заседателей, разбирало дело о сожжении солдатки Игнатьевой, считавшейся колдуньей.

Обстоятельства этого дела заключались в следующем: 4 февраля 1879 года в деревне Врачеве Деревской волости Тихвинского уезда была сожжена в своей избе солдатская вдова Аграфена Игнатьева, 50 лет, слывшая среди местного населения еще со времени своей молодости за колдунью, обладавшую способностью «портить» людей. Выйдя замуж, Игнатьева жила в Петербурге, но года за два до своей смерти возвратилась на родину. Когда крестьяне услышали, что Игнатьева переселяется в деревню Врачево, то стали говорить, что среди местного населения снова пойдет «порча». Многие утверждали, что лучше всего взять Аграфену, заколотить в сруб и сжечь.

Как колдунью Игнатьеву боялись все в деревне и старались всячески ей угождать. Так как она по своему болезненному состоянию не могла работать, то все крестьянки из страха пред ее колдовской силой старались снискать себе ее расположение и оказывали ей всякие услуги, как то: работали за нее, отдавали ей лучшие куски, мыли ее в бане, стирали ей белье, мыли пол в ее избе и т. д.

Со своей стороны Игнатьева, не уверяя, что она колдунья, тем не менее не старалась разубеждать в этом крестьян, пользуясь внушаемым ею страхом для того, чтобы жить за чужой счет.

Вера в то, что Аграфена колдунья, стала еще сильнее, когда с некоторыми крестьянками той деревни случились нервные болезни вскоре после возвращения Игнатьевой. Происхождение всякой такой болезни народ связывал с каким-нибудь случаем мелкого разлада или ссоры между заболевшей

крестьянкой и Игнатьевой.

Так, однажды Аграфена приходила в дом Ивана Кузьмина и просила творогу, но в этом ей отказали, и вскоре после того заболела его дочь Настасья, стала кликушей и в припадках выкликивала, что испорчена Игнатьевой. Кузьмин ходил к Игнатьевой и кланялся ей в ноги, прося поправить его дочь. Но Аграфена ответила, что Настасьи не портила и помочь не может.

Такой же болезнью «кликушества с припадками» страдала и крестьянка Мария Иванова.

Наконец, в конце января 1879 года заболела дочь крестьянина Ивана Иванова, Екатерина, у которой раньше умерла от подобной же болезни родная сестра, выкликивавшая перед смертью, что она испорчена Игнатьевой. Екатерина Иванова была убеждена, что ее испортила Аграфена за то, что она однажды не позволила своему маленькому сыну идти к Игнатьевой наколоть дров.

Так как Екатерина выкликала, что испорчена Игнатьевой, то ее муж отставной рядовой Зайцев подал жалобу уряднику, который и приехал во Врачево для производства дознания за несколько дней до сожжения Игнатьевой.

В воскресенье 4 февраля в деревне Врачеве происходил в доме крестьян Гараниных семейный раздел и к Гараниным после обеда собралось много гостей. Крестьянин Никифоров обратился к собравшимся с просьбой защитить его жену от Игнатьевой, которая будто бы собирается ее испортить, как об этом выкликала больная Екатерина Иванова. Тогда Иван Коншин вызвал Ивана Никифорова в сени и о чем-то советовался с ним, а затем, возвратившись в избу, стал убеждать крестьян в необходимости, до разрешения жалобы, поданной уряднику на Игнатьеву, обыскать ее, заколотить в избе и караулить, чтобы она никуда не выходила и не бродила в народе.

Все бывшие у Гараниных крестьяне, убежденные, что Игнатьева колдунья, согласились на предложение Коншина, и для исполнения этого решения Иван Никифоров отправился домой и принес гвозди и, кроме того, несколько лучин. Затем все крестьяне в числе четырнадцати человек отправились к избе Игнатьевой.

Войдя в избу, они объявили Аграфене, что она «не ладно живет», что они пришли обыскать ее и запечатать, и потребовали от женщины ключи от клети. Когда пришли в клеть, то Игнатьева отворила сундук и стала подавать Коншину разные пузырьки и баночки с лекарствами. Эти лекарственные снадобья, найденные в сундуке Игнатьевой, окончательно убедили крестьян, что она действительно колдунья.

Ей велели идти в избу, и когда она туда направилась, то все крестьяне в один голос заговорили: «Надо покончить с нею, чтобы не шлялась по белу свету, а то выпустим — и она всех нас перепортит». Решили ее сжечь вместе с избой, заколотив окна и двери.

Никифоров взял доску и накрепко заколотил большое окно, выходившее к деревне. После этого Коншин захлопнул дверь и зажженной лучиной зажег солому, стоявшую у стены клети, другие крестьяне зажгли висевшие тут веники, и огонь сразу вспыхнул. Услышав треск загоревшейся соломы, Игнатьева стала ломиться в дверь, но ее (дверь) сначала придерживали, а потом подперли жердями и заколотили.

Дым от горевшей избы был замечен в окрестных деревнях, и на пожар стало стекаться много народу, которого собралось человек триста. Крестьяне не только не старались потушить огонь, но, напротив, говорили: «Пусть горит, долго мы промаялись с Грушкой!»

Иван Иванов, который в тот день приходил во Врачево к своей больной дочери Екатерине, узнав, что Игнатьева заколочена в горевшей избе, стал креститься и бегать около избы, говоря: «Слава богу, пусть горит; она у меня двух дочек справила».