Повседневная жизнь королевских мушкетеров
Шрифт:
Сражение началось в пять часов утра. Первой в бой двинулась пехота; первую шеренгу центра составляли французские гвардейцы. Когда противники находились на расстоянии пятидесяти шагов друг от друга, английские офицеры сняли шляпы и поклонились французам. Граф де Шабанн, герцог де Бирон и все французские офицеры ответили тем же. Лорд Чарльз Тэй, капитан английских гвардейцев, сказал: «Господа французские гвардейцы, стреляйте!» Граф д'Отрош, лейтенант гренадер, отвечал: «Господа, мы никогда не стреляем первыми, стреляйте сами».
Беглый огонь снес всю первую шеренгу: шестьсот солдат и пятьдесят двух офицеров. Сам граф получил семь пуль (однако потом оправился от ран и дожил до восьмидесяти лет).
Этот эпизод часто цитируют как анекдот, отлично характеризующий «войну в кружевах». На самом деле французы выполняли ордонанс конца XVII века, который предписывал войскам принимать
Итак, англичане шли медленно, как на параде. Плотно сомкнув ряды, колонна англичан и австрийцев неумолимо продвигалась вперед, ряд за рядом выкашивая французов. Французская конница шла в атаку шагом или рысью, с саблями наголо, не пользуясь огнестрельным оружием.
Все участники сражения словно состязались в стойкости и выдержке: генерал-лейтенант шевалье д'Аше, которому раздробило ногу, докладывал обстановку королю, не выказывая боли, пока не упал без чувств. После него к ставке на взмыленном коне прискакал герцог де Ришелье. «Моя новость в том, что сражение будет выиграно, если этого захотеть, – заявил он, – а мое мнение – что нужно немедленно выдвинуть четыре пушки в лоб колонны. Артиллерия ее остановит, а военная свита короля и другие войска окружат; нужно рассредоточиться и атаковать».
Говорят, что Людовик XV плакал, давая согласие на план герцога: ему было жаль своей гвардии. Свиту бросили в бой; мушкетеры пустили лошадей в галоп, однако офицеру де Монтескью пришла в голову счастливая мысль атаковать сомкнутыми рядами, а не врассыпную, как прежде. Общий штурм длился не больше восьми минут, но за это время погибли семьдесят три французских офицера, в том числе пять полковников и пять гвардейских капитанов, 55 человек были тяжело ранены, 464 получили легкие ранения, однако неприятель обратился в бегство. К часу дня все было кончено. Потери врага составили около четырнадцати тысяч убитыми и ранеными, а французов – семь тысяч. «Смотрите, какова цена торжества, – горько изрек король, идя по полю, усеянному трупами, – кровь наших врагов – кровь человеческая; подлинная слава – избежать ее пролития».
После битвы старый маршал Саксонский говорил королю, стоя на коленях: «Сир, я много прожил; сегодня я желал бы жить лишь для того, чтобы увидеть победу вашего величества. Вы видите, от чего зависят сражения». На самом деле решающую роль сыграло не присутствие монарха в ставке, а неустрашимость королевских мушкетеров, продемонстрировавших сплоченность и решительность (кстати, их потери составили всего двадцать два человека). Герцог Кумберленд говорил, что ни одно сражение не выиграть, пока не разбита свита короля. Но это был последний подвиг элитного подразделения.
Людовик XV, не унаследовавший воинственного характера своего прадеда, был нерешительным правителем и не претендовал на военные лавры. Завоеванную Фландрию он… вернул Габсбургам. После этого французы были готовы простить его предшественнику все – и лишения, и войны, и поборы, и все прочие бедствия, поскольку ими Король-Солнце мостил дорогу к славе – славе Франции, и никогда бы не согласился «поработать на прусского короля».
Отсутствие военной подготовки и интереса к военному делу у монарха сказывалось на общем положении армии: офицерские чины по-прежнему были продажными, и многие офицеры являлись военачальниками лишь номинально, а в бою не знали, что им делать. Главнокомандующих назначали по протекции. Все эти пороки обнажились во время Семилетней войны. Так, 5 ноября 1757 года при Россбахе прусский король Фридрих Великий с двадцатью двумя тысячами солдат наголову разбил франко-австрийские войска под командованием принца де Субиза, протеже маркизы де Помпадур, в распоряжении которого было пятьдесят четыре тысячи человек. Решающую роль сыграла атака прусской кавалерии под командованием генерала Зейдлица: галопом, с саблями наголо. Потери пруссаков составили всего 550 человек, потери их противников – три тысячи убитыми и ранеными и пять тысяч пленными. Многие французские офицеры сдались в плен, не оказав сопротивления.
В XVIII веке, когда «казаться» считалось важнее, чем «быть», мушкетерские роты утратили свое былое значение в воспитании офицерских
МУШКЕТЕРЫ НА ДУЭЛИ
Вступайте в бой по любому поводу, деритесь на дуэли, тем более что дуэли воспрещены и, следовательно, нужно быть мужественным вдвойне, чтобы драться.
Времена, когда дуэль играла роль судебного поединка, то есть средства наказать зло или отстоять правоту, давно прошли (хотя пустыри при аббатствах Сен-Мартен, Сен-Жермен и Пре-о-Клер, служившие местами проведения таких поединков, по-прежнему использовались «по назначению»). К началу XVII века такой «самосуд» уже не приветствовался ни властями, ни Церковью, однако дворяне были твердо убеждены, что «честь человека со шпагой можно защитить только шпагой». С 1598 по 1608 год, несмотря на суровые законы, на дуэлях погибли восемь тысяч дворян, то есть больше, чем в Религиозных войнах. «Добрый король» Генрих IV, в котором бурлила беарнская кровь, сам в какой-то мере поощрял поединки. Он лично драться не мог, поскольку дуэль – противоборство равного с равным, зато охотно принимал услуги тех, кто вызывался защитить его честь. Так, в 1605 году король оказался соперником в любви Франсуа де Бассомпьера, слывшего образцом французского рыцаря и без счета покорявшего женские сердца. Герцог де Гиз вызвался постоять за честь короля [21] и вонзил Бассомпьеру пику в живот так, что у того «вывалились все кишки». По счастью, Бассомпьер выжил и впоследствии стал маршалом Франции. Король же не был строг к дуэлянтам даже при трагическом исходе: за девятнадцать лет он подписал семь тысяч писем о помиловании участников поединков.
21
К такому методу прибегали не только короли. Фаворит Людовика XIII Шарль Альбер де Люинь не был храбрым человеком, и на дуэлях вместо него сражались его братья Брант и Кадне.
Но после гибели короля в 1610 году все изменилось. Во время Генеральных штатов 1614 года делегаты от Парижа, по большей части магистраты и чиновники, в своем наказе потребовали строгих и неумолимых мер против дуэлей, и королева-регентша вместе с юным Людовиком XIII их в этом поддержали. Понять их было легко: Франция постоянно вела войны то с внешним врагом, то с внутренним, и убивать друг друга почем зря, вместо того чтобы отдать жизнь за короля, было просто предательством (в среднем за год на дуэлях погибали 220 дворян). Но угрозы не помогали: никто не верил, что власти в самом деле пойдут на крайние меры. При этом с рыцарским поведением на дуэлях было давно покончено. Например, знаменитый дуэлянт Франсуа де Монморанси-Бутвиль, успевший к двадцати пяти годам сразиться на двадцати поединках, предложил одному своему сопернику снять шпоры, а когда тот нагнулся, проткнул его шпагой. Отец будущей куртизанки Нинон Ланкло был вынужден бежать из Франции после поединка, слишком смахивавшего на убийство: он проткнул шпагой своего противника Шабана, когда тот запутался в портьере.
По своей жестокости дуэли того времени могли дать фору даже знаменитому «стреляться через платок» русских гусар: в начале века два дворянина закололи друг друга кинжалами, сцепившись левыми руками, а еще двое умертвили друг друга… сидя в бочке! Поединки были непродолжительны по времени; часто противники яростно набрасывались друг на друга и протыкали друг друга рапирами (главное дуэльное оружие XVII века): такой удар назывался «ударом двух вдов».
По свидетельству французского историка Никола Амело де ла Уссэ (1634-1706), в первые годы правления Людовика XIII дуэли были столь обыденным делом, что при встрече утром люди спрашивали друг у друга: «Кто вчера дрался?» – а после обеда: «Не знаете, кто дрался сегодня утром?» При этом поединки отнюдь не встречали безусловного осуждения в обществе, считавшем бесстрашие главным качеством мужчины. Дуэлянтов называли «гладиаторами». Отъявленные бретеры затевали драку по любому поводу, а если им не удавалось спровоцировать противника, напрашивались к кому-нибудь в секунданты – лишь бы получить возможность драться.