Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы

Андреевский Георгий Васильевич

Конечно, в Москве чисткой обуви занимались не только ассирийцы. В 1930 году в городе неожиданно появилось много русских мальчишек с ящичками и щетками, которые занялись этим ремеслом, но скоро их самодеятельность была прикрыта, и на чистку обуви снова вернулась монополия ассирийцев. В Москве даже существовал Центральный союз ассирийцев. Москвичам все ассирийцы казались одинаковыми. На самом деле это было не так. В феврале 1925 года «Вечерняя Москва» поведала о том, что в столице живут ассирийцы двух племен: тиараи и канаи. Тиараев — десять семей, а канаев — шестьдесят. Все они турецкоподданные. Стоянки для чистки обуви им определял Союз ассирийцев, арендующий места у МКХ (московского коммунального хозяйства). Так продолжалось три-четыре года, и все это время племена вели между собой войну за лучшие точки в городе. Зута Михайлов был канаем. Он имел точку у дома 35 по Тверской (на углу Леонтьевского переулка). Когда дом стали ремонтировать, Михайлову пришлось пересесть к дому 37 (на угол Гнездниковского переулка). Вскоре он заболел и его место занял Вазиров из племени тиараев. Когда Михайлов

выздоровел и пожелал вернуться на свое место, Вазиров его не пустил. Не помогло и обращение в Союз ассирийцев. Вазиров никого не слушался. Кончился спор побоищем. Несколько человек было ранено, один убит. В суде Вазиров заявил, что ассирийцы решили не топить друг друга и молчать. Действительно, как ни бился с ними суд, они твердили одно: ничего не видели, ничего не знаем.

И все же до нас дошел рассказ одного ассирийца о таком побоище, произошедшем, правда, несколько раньше, в декабре 1924 года. В Московском архиве хранится протокол, составленный по заявлению Калебара Георгиевича Мирзаева тридцати семи лет, персидско-подцанного из города Урби. Он рассказал, что в Москве существуют две группы ассирийцев. Первая состоит из казаков («ашкретов» по-ассирийски). Возглавляет ее бывший князь округа Дизин (Турция — Персия) Малик-Дишо Лазар (по-русски Осип Лазар), проживающий в доме 3 по 3-му Самотечному переулку. У него имеются помощники: «дьякон Инвия» — Михаил Гевардизов — управляющий домом, в котором живут князь, Александр Адамов, Даниил Дзервитаев и др. Князь находится на иждивении казаков, которых насчитывается около трехсот. Вторая группа — это группа так называемых крестьян. Они большей частью неорганизованны. Проживают они в доме 20 по Живареву переулку, в доме 9 по Уланскому переулку, в домах 4 и 7 по Лукову переулку и в доме 26/6 по Домниковке.

22 ноября 1924 года состоялось заседание комиссии по выдаче мест для чистки обуви, которая заседала в помещении Центрального союза ассирийцев (Каланчевская улица, дом 23/40). Председателем комиссии был священник-архиерей Бит Алхазов, который переменил свое звание и именуется теперь «атури». Один из наших «крестьян», а именно Яков Иосифович Семенов, потребовал от князя перераспределения мест, поскольку князь распределил места неправильно: дал своим приближенным по несколько мест для чистки обуви и самые лучшие, в то время как крестьянам было дано очень мало мест и плохие, а кроме того, Семенов обвинил князя в том, что тот распределил места без согласия комиссии, членом которой он, Семенов, являлся, и потребовал от князя перераспределения мест. Князь отказался и заявил, что он князь и как князь, и как председатель комиссии может распределять места, как хочет. Тогда Семенов ответил, что в советской России князей нет и он никаких князей не признает, а кроме того, заявил, что Лазар (то есть князь) брал взятки за предоставление хороших мест. Это было принято Лазаром за оскорбление, и его главный помощник Михаил Гевардизов (дьякон Инвия) заявил, что мы покажем тебе, как оскорблять князя. На том и разошлись. Спустя месяц князь через стариков-ассирийцев предложил крестьянам прийти к нему на поклон с условием, что у того, кто его оскорбил, будут вырезаны губы. На поклон «крестьяне» не пошли и своих выдавать не стали. На следующий день, 23 декабря 1924 года, князь распорядился прекратить работу по чистке обуви в Москве, а вечером «казаки» стали подтягиваться к домам, где жили «крестьяне». У домов ассирийцев в Уланском, Лукове и Живареве переулках собралось по сотне «казаков». До вечера 24 декабря все было спокойно, а в восемь часов вечера на дом 20 по Живареву переулку было совершено нападение «казаков». Сперва напало человек тридцать, а потом сто пятьдесят. Были выбиты окна, двери, избиты палками несколько «крестьян». В доме от испуга умер девятимесячный ребенок и заболели две женщины.

Нападение было пресечено вмешательством милиции. Никого из «казаков» задержать не удалось. В тот же день было совершено нападение на «крестьян», живущих на Домниковке. Утром 25 декабря двести «казаков» напали на дом в Уланском переулке, но благодаря милиции и дворникам избиения не произошло, а вечером агенты ГПУ арестовали князя Лазара и его приближенных. Пока две недели князь сидел в ГПУ, все было спокойно, но, когда его освободили, нападения «казаков» на «крестьян» возобновились. Кроме того, князь через своих помощников передал «крестьянам», что за то, что он, князь, сидел две недели в тюрьме, нужно внести контрибуцию и прийти к нему на поклон, а иначе он будет мстить, так как, согласно обычаю, за оскорбление князя полагается месть.

Сколько правды в этом рассказе, сказать не берусь, но факт остается фактом: для драк и поножовщины в Москве существовали разные поводы.

Помимо кулачных боев и сражений между ассирийцами, обострялись в Москве и Подмосковье отношения местных жителей с цыганами. Разница между цыганским пением и цыганами, наверное, не меньше, чем между русскими гениями и простой пьянью. Конокрадство, да и вообще воровство, у цыган не считается зазорным. Местное население этого своеобразия цыганам не прощало. В начале 1926 года, недалеко от подмосковного города Пушкино, крестьяне сожгли на костре цыгана, укравшего коня. В самой Москве к цыганам тоже относились не лучшим образом и не желали их соседства. Идя, как говорится, навстречу пожеланиям трудящихся, Моссовет в апреле того же года запретил цыганам «раскидывать свои палатки» в пределах Московской окружной железной дороги. Цыгане подались за город, но и тут то и дело возникали стычки между ними и местными жителями. В Измайловском лесу произошло настоящее побоище между цыганским табором и местными парнями. Прекратить его конной и пешей милиции удалось

с большим трудом.

Не жилось мирно местному населению. Из-за всякой ерунды возникали драки в общественных местах и, в частности, на рынках. Так, 18 сентября 1925 года у входа на Сухаревский рынок возникла драка между ворами. В драке был убит вор-рецидивист Василий Никитин по кличке «Васька-Москва». Кличку «Москва», надо сказать, носил не только Никитин. И в послевоенные годы в Москве был вор под этой кличкой, который мог бритвой разрезать майку на мокром теле, не коснувшись кожи. Большие специалисты воровского ремесла в те далекие годы составляли основу преступного мира. Квалификация воров и милиционеров шла параллельным курсом. Такие воры, как Агапов по кличке «Мурзик», Сергеев — «Карие глазки», Лешка Петроградский — «Васька-шмаровоз», Карев — «Колька-король советский» и другие, были хорошо известны работникам Московского уголовного розыска.

Нередко мы слышим от стариков о том, что в их времена такого безобразия не было, был порядок. Увы! Согласиться с этим можно далеко не всегда. Казалось бы, что после репрессий 1937 года в стране установился такой порядок, что люди боятся не то что безобразничать, а вообще рот разевать. Но этого не случилось. Хулиганы оставались хулиганами.

1 мая 1938 года на Загородном шоссе шайка пьяных хулиганов, в которую входили Герман Есипов, Константин Соловьев, Иван Волков, Георгий Соловьев, подошла к палатке, торгующей квасом. Около нее стояла длинная очередь. Им захотелось капустки «провансаль», которой там торговали, а в очереди стоять не хотелось. Полезли без очереди. Когда Соколов и Коровин сделали им замечание, Волков в ответ ударил Соколова, а Константин Соловьев с криком: «Режьте, ребята!» — ударил финкой по голове Коровина, после чего Есипов всадил нож в бок Соколова, а Волков порезал финкой руку Журавлева. Хорошо еще, что потерпевшие Соколов и Коровин остались живы. В Краснопресненском районе в 1938 году тоже действовала шайка хулиганов. В нее входили нигде не работающие Михаил Нарышкин по кличке «Летчик», Михаил Лапшин по кличке «Лапша», его брат Борис — «Лапша вторая», Владимир Штукатуров, Сергей Блохин по кличке «Жеребец», Николай Шилов по кличке «Мавруха», Алексей Крючков по кличке «Крючок». Промышляла компания и раздеванием пьяных, а в ночь на 20 июля 1938 года, под угрозой убийства, затащила к забору школы № 93, около Краснопресненского парка, инкассатора конторы очистки домоуправлений Краснопресненского района Людмилу Родионову и изнасиловала. Во время изнасилования Блохин колол Родионову иголкой, чтобы она была резвее и не лежала «как бревно».

Хулиганы действовали и средь бела дня.

Наглость их не знала границ, и неудивительно, что их действия, начинаясь с обыкновенного хамства, порой заканчивались изнасилованием, грабежом, а то и убийством.

20 июля 1936 года на Чистых прудах катался на лодке маляр Михаил Белянин. Ни с того ни с сего, подплыв к лодке, в которой катались девушки, вырвал у одной из них сумку. Сначала девушки приняли действия Белянина за своеобразное хамское заигрывание, но, когда тот, вынув из сумки деньги, бросил ее обратно в лодку девушек, те поняли, что с ними не заигрывают, а просто грабят. Они стали кричать, звать на помощь, а маляр тем временем подплыл к берегу и хотел с деньгами смыться, но граждане его задержали.

Воровской мир не только мерзок, но и разнообразен. От нищего бродяги до образованного и умного мерзавца — вот диапазон лиц, занимающихся этой «профессией». На ворах не лежит каинова печать, как на убийцах, их не мучит совесть («Бог велел делиться»). Их добродетель — удачная, счастливая кража. «Доброму вору все впору», — говорят они о похищенном. Разнообразие же способов хищения позволяет вербовать в воровское сословие людей разных наклонностей и ремесел.

В двадцатые годы у воров, как у проституток и гомосексуалистов, были свои «места» в Москве. Скверик на Триумфальной площади, где теперь стоит памятник Маяковскому, назывался «пятачок». Здесь воры встречались, заводили связи. Воров здесь можно было увидеть самых разных.

Находили в Москве и воровские склады. Такой склад, например, в 1926 году был обнаружен в Дангауэровской слободе. Склад был забит роскошными коврами, сундуками, набитыми мануфактурой, бельем и другими вещами.

Воровали кто как умел. Встречались, в частности, воры, не гнушавшиеся ради наживы тяжелым физическим трудом. Кражи они совершали с помощью подкопа, или «кобура», на воровском жаргоне. Об одной такой краже говорила вся Москва. А дело было так. На углу Большой Дмитровки и Столешникова переулка находился меховой магазин Госторга. В ночь на 12 октября 1928 года в нем произошла кража на десятки тысяч рублей. Двери, замки и окна в магазине оказались целы. Кража была совершена через пролом в стене, к которому вел подземный ход. В МУРе знали несколько специалистов по таким кражам. Одним из них был сын бывшего начальника московской сыскной полиции Швабе. Правда, в то время он числился арестованным и должен был находиться в тюрьме. Однако, как выяснилось, Швабе к тому времени убежал из Сокольнического исправдома и где находился — неизвестно. Тогда агенты нагрянули к нему на квартиру с обыском и нашли в ней похищенные меха. Когда осмотрели место происшествия, то установили, что тоннель до магазина протянулся на несколько метров и что подземные работы преступники освещали с помощью специального кабеля. И вот еще что было обидно: подкоп вели дольше двух недель, за это время работники уголовного розыска три раза выезжали на место подкопа по сигналам работников магазина, но ничего не поняли и, следовательно, ничего не сделали. Правда, выставили пост, но, когда постовые менялись и пост на полчаса оставался пустым, преступники копали изо всех сил и довели-таки подземный ход до магазина, посрамив тем самым стражей порядка.