Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
Шрифт:
После Святок следующим по времени был праздник Масленицы. В эти дни, всю неделю, не работало большинство предприятий и контор, не учились школьники, хотя официальный праздник начинался лишь с пятницы. Устраивались праздничные гулянья с балаганами и катаниями, и Москва конечно же объедалась блинами.
Состоятельная публика обязательно посещала Троицкий трактир и трактир Егорова, где блины были особенно замечательны, но вообще блины подавались в эти дни во всех трактирах и харчевнях, их, можно сказать, круглосуточно пекли во всех домах (особенно активно с четверга или пятницы), и кроме блинов со всевозможными добавками — соленой рыбой разных видов, икрой, сметаной и пр. город почти ничего в это время не ел. Обычный семейный обед на Масленой состоял из блинов, ухи, рыбы и чая с лимоном. При этом много пили горячительного, ибо «блин жаждал». Московское блинное обжорство приобретало на Масленицу какие-то фантастические масштабы: съесть
На Святках и Масленице строились деревянные горы для катания. Их возводили в первой половине века на Москве-реке напротив Воспитательного дома и на Пресненских прудах, а позднее — на прудах в Зоопарке. Горки строились высокие, с затейливыми башенками, украшенными флагами, а вдоль ската для красоты и вместо барьера ставились зеленые елочки и иногда даже статуи из снега и льда. Здесь же, возле горок, бойко торговали пирожники и сбитенщики.
На протяжении нескольких дней — с четверга до воскресенья — по улицам Москвы устраивались санные катания на тройках с бубенцами, с лошадьми, украшенными лентами и бумажными цветами, с ряжеными и музыкантами, особенно бойкие и ухарские на окраинах города — в Рогожской, Дорогомилове и других. Компании в санях пели, шутили, хохотали, демонстрировали удальство, на ходу выпрыгивая в снег и запрыгивая обратно. В центре города до середины 1840-х годов устраивалось аристократическое катание от Кремля через Маросейку и Покровку, по Старой Басманной и до Разгуляя, а иногда и до Покровского (нынешнего Электрозаводского) моста.
В последний день Масленицы, на Прощеное воскресенье принято было, чтобы к родителям являлись на поклон замужние дочери с мужьями и всеми детьми, кроме грудных.
Вечером в этот день полагалось друг у друга попросить прощения, и в купеческо-мещанской Москве (а кое-где и среди дворянства) совершался своего рода ритуал. Все служащие и хозяева собирались вместе в столовой; приходили прислуга, рабочие, приказчики, конторщики и пр. «Сам» с хозяйкой усаживались в кресла, все остальные — сперва дети, потом женская прислуга, далее остальные — подходили к ним по очереди, кланялись в ноги и просили прощения, затем целовали «самого» в щеку, у хозяйки целовали руку. Когда все проходили, хозяин вставал, делал общий поклон и просил простить и его. Люди хором говорили: «Бог вас простит!» Потом такую же церемонию проделывали уже члены семьи.
Очень характерен для Москвы был контраст между праздничными днями Масленицы и Великим постом. В масленичное воскресенье ровно в полночь заканчивались все увеселения, затихали шум, гиканье лихачей, пьяное пение, и утром в понедельник город было не узнать: на улицах было малолюдно, с колоколен доносился мерный колокольный звон, все дружно принимались говеть и покаянная молитва «Господи и Владыко живота моего…» была на всех устах. Традиция предписывала посещать все без исключения церковные службы на первой, четвертой и Страстной неделях, а также преосвященные обедни по средам и пятницам, хотя следовать этому обыкновению в полной мере могли, конечно, только не работающие.
Открывался пост Чистым понедельником, в который положено было хорошенько убраться в кухне и даже выскоблить ножами деревянные столы, «чтобы снять всю нечисть от Масленицы». Все масленичные кушанья должны были исчезнуть, оставшиеся недоеденными блины отдавали нищим. Правда, позволялось «догрызать то, что на зубах осталось», и уверяли, что кое-кто из московских обжор ухитрялся улечься в Прощеное воскресенье спать, зажав в зубах телячью ногу.
Посту подлежали все, за исключением самых маленьких детей: им полагалось пропустить лишь три поста подряд после своего появления на свет — Великий, Петровский, Успенский или Рождественский, а после этого они уже ели постное, как все, и не пили молока.
С первого дня поста начинал работать грибной рынок, на котором для нужд постящихся продавались и приобретались пуды и пуды всевозможных грибов, капусты и солений.
Все увеселительные заведения в период Великого поста закрывались; театры не работали. Начиная со второй недели дозволены были камерные концерты и — выступления иностранных гастролеров. На них, как на иноверцев, русские традиции не распространялись, поэтому в Великий пост Москву наводняли разного рода большие и малые знаменитости — певцы, трагики, гипнотизеры, чревовещатели и иллюзионисты, отбиравшие хлеб у отечественных актеров. Частичное разрешение спектаклей в театрах (за исключением первой, четвертой и Страстной недель поста) произошло уже в
При всех произносимых в храмах проповедях о духовном значении поста Москва в великопостные дни была озабочена не только говением, но и… едой. Набожный москвич считал, что более всего важно в пост, чтобы не было на столе скоромного, в постном же себя не ограничивал. Поэтому хотя особо благочестивые горожане питались весь пост без масла, а часто и без горячего, на стол все же ставили обеды в 15 блюд.
Кухарки и хозяйки изощрялись в приготовлении постных кушаний, с ними соревновались бесчисленные трактиры, и Москва ела, ела и ела без конца — квашеную капусту и кислые щи с грибами, гороховую, картофельную и грибную похлебки, грибную ботвинью, соленые грузди и рыжики, картофельные котлеты с черносливом и грибную икру, и тертый горох, и клюквенный кисель, моченые яблоки и пшено с медом, и грибы белые, и грибы серые, и винегрет, и чай с кислым клюквенным морсом или миндальным молоком, с баранками, и с сайками, и с мармеладом, и с мятными пряниками, и с «постным» (фруктовым) сахаром (считалось, что обычный сахар очищается через фильтр из толченых костей, а значит, скоромится), ну и, разумеется, поглощали редьку во всех видах — «редьку териху, редьку ломтиху, редьку с маслом, редьку с квасом и редьку так», как шутили в Москве.
Обильная постная еда вызывала потом ностальгические воспоминания: «Самый тяжелый пост — в среду и пятницу на Страстной неделе. Он действительно тяжел: кислая капуста, похлебка из крупы, вареный картофель — все без масла, взвар из сушеных фруктов. Все остальные дни легче — с маслом, конечно, постным — подсолнечным. Какие вкусные пироги с гречневой кашей и луком, с рисом, сушеными грибами и луком, с морковью! Картофельные котлеты с грибным соусом или мелким зеленым горошком, солянка на сковороде из кислой капусты с грибами, кисели на третье — горячие, сладкие, ягодные, или холодный гороховый кисель с подсолнечным маслом, который подается до супа. Кислая капуста, рубленая или кочанная; пышные пирожки с вареньем. Щи или борщ грибные, грибной бульон с ушками, а ушки — мелкие поджаренные и подсушенные пирожки (похожие на вареники) с начинкой из рубленых грибов с луком — кладутся в тарелку с супом и там наполовину размокают. По праздникам в пост — стол роскошный: прозрачная, янтарного цвета, душистая уха, к ней — пирожки, или жирная солянка из красной рыбы с огурцами, маслинами, лимоном, кулебяка с рыбой, вязигой, рисом. Рыба жареная или разварная. Постные кремы, муссы или сладкие открытые пироги — теплые, рыхлые, с разным вареньем и покрытые решеточкой из теста» [338] .
338
Щапов Н.М. Я верил в Россию… М., 1998. С. 73–74.
Первым из праздников в пост было Благовещение (25 марта по старому стилю), когда полагалось печь и есть «жаворонков» — особые булочки-витушки с изюмными глазками (ими были в этот день завалены все булочные), а также обязательно отпускать на волю птичку. С последней целью москвичи устремлялись на Лубянскую площадь или на Трубу на птичий торг, приобретали там синичку или голубя в клетке и там же, на базаре, торжественно их из клетки вытряхивали.
Заморенные заточением птички, как уверяли, отлетали недалеко — до деревьев ближайшего бульвара, где их ловили мальчишки и снова засовывали в клетки, чтобы вновь продать.
В среду на четвертой неделе поста полагалось обязательно сказать кому-нибудь: «Вы слышали, какой треск сегодня был?» — «Нет, а что такое?» — спрашивали в ответ. «Так ведь пост ломается!» И действительно, половина поста оказывалась позади. Вскоре наступала и его последняя, Страстная неделя. Ей предшествовал второй великопостный праздник — Вербное воскресенье (Верба), ознаменованное в Москве обязательным гуляньем и предпасхальным базаром на Красной площади.
На Страстной с понедельника по среду в домах производилась основательнейшая генеральная уборка: мыли окна, двери, стены, выколачивали от пыли мебель, драпировки и ковры, обметали потолки, натирали полы, отмывали до блеска посуду и т. д. Киоты с иконами бережно приводили в порядок все образа обтирали, а оклады ярко начищали; лампады мыли и заправляли свежим маслом. К вечеру среды в доме устанавливалось предпраздничное настроение: пахло свежестью, воском, лампадным маслом, мастикой для пола и цветами — на подоконники составляли горшочки с нежно благоухающими гиацинтами или розами, к которым в последующие два дня добавлялись букеты махровой сирени, тюльпанов и ландышей, и даже в домах попроще старались вырастить к Пасхе хоть молодую травку в цветочном горшке. В эти же дни главы московских семейств старались рассчитаться с мелкими долгами, сведя расчеты с лавочниками, пирожниками, сапожниками, портными, приказчиками и т. д.