Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века
Шрифт:
Остается добавить, что на балу у Н. И. Прохорова, кроме «почти всей финансовой знати Москвы», присутствовали представители дворянской аристократии, среди которых были князь А. Г. Щербатов и графиня Клейнмихель, высшие чины администрации во главе с градоначальником, а также офицеры Сумского гусарского полка.
В этом отношении интересно замечание В. И. Немировича-Данченко по поводу взаимоотношений дворянства и купечества на рубеже XIX и XX веков:
«Дворянство постепенно беднело, а купечество все глубже и смелее распускало щупальцы по всей народной жизни. Эти два класса относились друг к другу с внешней любезностью и скрытой враждой: на стороне первых была родовитость,
Дворянство завидовало купечеству, купечество щеголяло своим стремлением к цивилизации и культуре, купеческие жены получали свои туалеты из Парижа; ездили на «зимнюю весну» на Французскую Ривьеру и в то же время по каким-то тайным психологическим причинам заискивали у высшего дворянства. Чем человек становился богаче, тем пышнее расцветало его тщеславие. И выражалось оно в странной форме. Вспоминаю одного такого купца лет сорока, очень элегантного, одевался он не иначе как в Лондоне, имея там постоянного портного...
Он говорил об одном аристократе так: «Очень уж он горд. Он, конечно, пригласит меня к себе на бал или раут, – так это что? Нет, ты дай мне пригласить тебя, дай мне показать тебе, как я могу принять и угостить. А он все больше – визитную карточку»».
Как мы видим на примере бала в доме Н. И. Прохорова, по прошествии немногим более десяти лет сословные границы оказались уже достаточно размыты. Тем более что этот выходец из старого купеческого рода лишь год спустя был возведен в «потомственное Российской Империи дворянское достоинство».
Попутно с «главными» вроде Предводительского в сезон устраивалось много балов и танцевальных вечеров с благотворительными целями. Для привлечения публики их организаторы старались уговорить на выступление каких-нибудь артистов из числа знаменитостей, а также блеснуть выдумкой в оформлении места проведения бала.
Например, студенты Инженерного училища путей сообщения однажды украсили залы Благородного собрания атрибутами своей будущей профессии. В первой комнате против входа с главной лестницы участники бала могли полюбоваться моделью товарного вагона. В Екатерининском зале их поджидала громадная модель моста, построенного в Кашире. Напротив него был расположен киоск для продажи шампанского. По описанию репортера, он представлял собой «красивое сочетание различных инструментов, геодезических приборов с колоссальным транспортиром, образовавшим собой нишу киоска».
После перечисления всех этих красот, газетный отчет о бале завершался следующим резюме:
«В общем, нужно сознаться, что большого оживления вчера на балу не замечалось, что объясняется недостатком кавалеров, прибывших на бал в значительно меньшем количестве, чем дамы.
Вечер закончился грандиозной мазуркой, к слову сказать исполняемой нашей молодежью довольно неизящно и вяло».
Впрочем, студенты, получившие столь нелицеприятную оценку, в том же январе всегда имели возможность показать свою удаль. Для этого существовал Татьянин день.
Татьянин день
Сердцами чистыми, как дети,
Восторг безумный испытав,
Все возвращались на рассвете,
«Татьяне» дань любви отдав...
В сердцах нет прежнего задора,
В людских речах так много вздора,
За всеми бродит грусти тень,
И... потускнел «Татьянин день»!..
На
Но начинался праздник, естественно, на Моховой. В университетской церкви «во имя св. Татьяны» служили молебен, затем в присутствии высокопоставленных гостей проходил торжественный акт. Обычно во время него с речью, специально написанной к этому дню, выступал ректор и происходило награждение студентов, показавших незаурядные успехи в учебе. «Актовый зал набит битком, – писала о празднике газета „Голос Москвы“ в 1910 году. – Тут и шитые камергерские мундиры, и косоворотки, и красные ленты через плечо, и красные рубашки, выглядывающие из-под засаленных тужурок, и девушки в простеньких нарядах».
Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович до своей гибели от руки террориста каждый год приезжал на торжественное заседание вместе с супругой – великой княгиней Елизаветой Федоровной. В связи с этим у студентов возникло поверье: кому удастся получить цветок из букета, поднесенного от университета великой княгине, тому на экзаменах будет сопутствовать удача. После акта лестница обычно была запружена нерадивыми студентами, и великая княгиня, пройдя сквозь этот строй, выходила из университета без единого цветочка.
Как только начальство покидало актовый зал, празднование «Татьяны» переходило непосредственно в руки молодежи. По свидетельству П. Иванова, автора книги «Студенты в Москве», это выглядело так:
«Откуда-то сзади доносятся отдельные голоса:
– Gaudeamus [12] , Gaudeamus!
Эти крики растут. Постепенно заполняют всю залу.
– Gaudeamus! Gaudeamus!
Музыка играет Gaudeamus.
– Ура! Ура!
Поднимается рев. Невообразимый шум. Своевольный дух вступает в свои права. Опьянение начинается.
12
Старинный студенческий гимн, возникший из застольных песен вагантов.
Gaudeamus играют раз, два, три...
Далее дело переносится в трактиры, в пивные, в рестораны средней руки... Теперь все сводится к одному: подготовить почву для праздника своевольного духа. Нет денег, чтобы опьянить себя благородным шампанским. Пьяная водка и мутное пиво – два напитка Татьянина дня».
Выпускники, достигшие «степеней известных» – юристы, врачи, профессура – собирались на совместные обеды в фешенебельных ресторанах. Адвокаты, например, традиционно предпочитали «Прагу». Но все же главным центром веселья в начале XX века был ресторан «Эрмитаж».