Повседневная жизнь Парижа в Средние века

Ру Симона

Церковь была вездесуща в повседневной жизни столицы. Вот почему, как только какое-нибудь семейство приобретало определенный вес в обществе и вместе с этим амбиции, оно непременно способствовало вхождению одного-двух своих членов в духовное сословие. Крупные парижские буржуазные семьи, как и благородные роды, служили образцом таких связей между миром и Церковью.

Светским или церковным властям было невозможно досконально знать этот мир и, в частности, уследить за молодыми людьми, выбрившими себе макушку ради привилегий, полагающихся этому сословию. Конечно, обычно вступление в ряды духовенства подтверждалось соответствующими грамотами; епископ проверял, является ли кандидат свободным человеком, владеет ли он минимумом знаний и нравствен ли

он. Но в светских судах многие обвиняемые, выбрившие себе тонзуру, утверждали, что потеряли эти грамоты, а при допросе оказывались неграмотными и не знали ни слова по-латыни. В конце Средневековья для признания за собой статуса клирика требовалось доказать, что ты не мирянин, то есть не жить у всех на глазах как мирянин. Суд определял это по костюму, по тому, носил ли человек оружие, занимался ли деятельностью, запретной для духовных лиц. Благодаря таким расследованиям число обвиняемых, объявлявших себя клириками, чтобы их передали церковному суду (не такому строгому, потому что он не выносил смертных приговоров), уменьшалось.

Взглянув на парижское общество сквозь призму церковного мира, можно лучше увидеть преобразования, которые коснулись его за три последних столетия Средневековья. История университета — прекрасное тому свидетельство. Перемены, навязанные кризисами и войнами, развитие в политической сфере и внутренняя перестройка принесли университетским деятелям, а также внушительной части ученых и людей умственного труда большую автономию. Завоеванная таким образом автономия означала, что ученые мужи считают себя вправе сбросить опеку папы римского, пойти другими путями, чем те, которые традиционно упирались в богословие. В XV веке стал развиваться медицинский факультет. Юристы также оставались динамично развивающимся факультетом, тогда как изящные искусства оживились благодаря гуманистическим течениям. Париж не стоял в стороне от нововведений, его коллежи и школы по-прежнему привлекали иностранцев, но и парижские студенты отправлялись в другие края, в частности в Италию, открывать для себя новые горизонты науки и искусства.

Эта автономия по отношению к целям и императивам Церкви выразилась в бурном развитии новых отраслей знания, более техничных и научных. Наступило время инженеров, архитекторов, географов и космографов.

Но этой дополнительной свободе противостояла новая обязанность: повиноваться и подчиняться королевской власти. Восстановленный университет понял это на своем горьком опыте и лишился самых невероятных для того времени привилегий: права прервать занятия и права отделиться, то есть оставить Париж, чтобы обосноваться в другом городе. Такая форма протеста и оказания давления использовалась в XIII веке. В XV веке «прекращение лекций и проповедей» университетскими профессорами уже не встречало понимания и рассматривалось как эгоистичное отстаивание привилегий, и парижских преподавателей призывали обратиться в парламент для вынесения решений по их тяжбам.

Вырабатывалась новая политическая культура — синтез между старинными формами знания, подчиненного Церкви, например богословием и каноническим правом, и новыми формами, разработанными на службе королю его чиновниками, магистратами и служащими на всех уровнях парижского общества. Не преуменьшая значения религиозной основы, эта культура приобрела интеллектуальную автономию и опиралась на действительный суверенитет политической власти государя. Она привлекала государственных деятелей вроде тех, кто, последовав за дофином в самый тяжелый момент, извлек из этого политическую выгоду во время освобождения страны и возвращения Карла VII Победителя.

Больше всего людей конца XV века поразило изменение вкусов и эстетики искусства, в особенности в архитектуре. Расцветающая художественная культура черпала вдохновение и образцы для подражания в Италии эпохи Возрождения. Крупные столичные здания перестраивали по новой моде, «на древний манер», как говорит Жиль Коррозе, отмечая при этом, что новые особняки вырастали за городской чертой, в пригороде.

В своей книге, как и в пояснениях на прилагающемся к ней гравюрном плане Трюше и Уайо, он неоднократно подчеркивает свою любовь к «торжественному» античному стилю, пришедшему из Италии, который главенствовал во второй половине XVI века. Изменение архитектурных форм больше, чем что-либо, указывало на наступление Нового времени.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ТРУДОВЫЕ БУДНИ

Сосредоточим внимание на привычном мире тысяч парижан — обычных горожан, не входящих в узкий элитарный круг, но и не смешивающихся с толпою неимущих. Оставаясь среди них, можно разглядеть и сильных мира сего и, наоборот, столкнуться с нищими и рассмотреть обе эти крайности с точки зрения честных людей с добрым именем, которые своим трудом добывают кусок хлеба и чувствуют себя на своем месте: ни слишком высоко, ни слишком низко.

О них говорится в списках налогоплательщиков, в документах, связанных с земельными сделками, в судебных делах, уголовных и гражданских, где они проходят в качестве то главных действующих лиц, то свидетелей, а то упоминаются как соседи. Зачастую их называют лишь по именам, и по скудным средневековым источникам трудно представить себе грани их повседневной жизни. Однако кое-что из них почерпнуть все же можно, нужно лишь внимательно вчитываться, чтобы найти подтверждение традиционным представлениям или обнаружить неожиданные черты.

В третьей части нашего исследования речь пойдет не столько о грузе иерархий, навязанных сословным обществом, сколько об облегчении, которое приносят солидарность и избранные связи. Конечно, в семье, в мастерской, в обычных отношениях, завязывающихся в ходе повседневной жизни, тоже есть своя градация и уровни почетности, даже на самой низшей ступеньке иерархической лестницы. Разумеется, родственные связи, возраст, пол, как и в большинстве обществ, навязывают отношения, которые могут оказаться скорее обузой, чем поддержкой. Но если взглянуть на обычное течение будней с точки зрения подчиненных, работников, то формы взаимопомощи — стремление поддержать, не оставить в беде, ввести в избранную группу — имеют больше плюсов, чем минусов. Если воздух города делает свободным, как говорится в одной немецкой пословице, то воздух Парижа оказался очень действенным, и, без всякого сомнения, в этом большая заслуга его ремесленников и купцов: организовав свои цехи и дав им устав, они добились своего рода социального признания, несущего с собой свободу и новую солидарность.

Мы проследуем тремя разными путями, которые в конечном счете дополнят друг друга.

Во-первых, труд и повседневная жизнь в мастерских и лавках. Ремесленные цехи оставили свои уставы, создающие менее абстрактное и идеализированное представление о них, как считают априори. Затем мы пойдем дальше и рассмотрим весь парижский мир труда, находящийся вне защиты и контроля со стороны корпоративных структур, к которым обычно сводят столичный мир труда и торговли. Далее мы проследим за изменениями и развитием в конце Средневековья, подкорректировав немного статичный подход к делу, выраженный в нормативных актах, и образ, намеренно созданный людьми той эпохи, которым социальные, экономические или политические перемены казались деградацией старого уклада, считавшегося лучшим, к которому следует вернуться, чтобы исправить зло.

В следующей главе говорится о формах солидарности, обеспечивающих определенную сплоченность обычного парижского общества, о связях, проистекающих из социального статуса, то есть по принципу родства, пола и возраста; эта солидарность дополнена и подкреплена отношениями, завязанными в рамках корпорации, и теми, что создает город в зависимости от уровня достатка. Но они несут с собой и целую систему ограничений. Ее можно подправить или смягчить системой связей по собственному выбору, а потому не такой жесткой. Поддержка и дружба, существующие в товариществе или ассоциации, уравновешивают недостатки социальных структур, ограничивающих свободу личности.