Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы
Шрифт:
— Это он, а мы, по нашему купеческому положению, не можем таких делов делать.
Мировой суд Тверского участка взглянул на дело иначе и признал виновным самого Бабушкина. Приговором было установлено подвергнуть его наказанию в размере 10 рублей штрафа.
Фантазию испортил
Камера мирового судьи Мещанского участка Москвы в первых числах июля 1892 года.
— Адам Юрьевич! — вызывает судья.
К судейскому
— Этоя-с!
— Фамилию имеете?
— То есть… Как бы вам сказать… Имеется она у меня. Только зачем она вам?
— Как зачем? В дело нужно занести.
— Нельзя бы без фамилии?
— Нет, нельзя.
— Ах ты господи! И за что вы предаете меня посмеянию?
— Какому же?
— Форменному. Ведь я прозываюсь Котом.
Публика смеется.
— Вот видите, ваше благородие, уже все смеются. Запретите, а не то я сбегу из суда.
Судья водворяет порядок и приступает к разбору дела.
— Вас обвиняет Алексей Васильев Ермолаев в нанесении ему побоев и оскорблении на словах. Признаете себя виновным или нет?
— Какая же с моей стороны вина, коли он сам меня бил, что твой художник по драке — англичанин. Небось, скула и сейчас от его кулака мозжит.
Ермолаев настаивает на обвинении и рассказывает, как было дело.
— Дело было вечером. Собралися ко мне гости. Понятно дело, выпили. О том о сем разговаривали. А потом все вдохновились. Песни так каждому в глотку сами и лезут. Хотели было гаркнуть хоровую, а этот вот Кот возьми и начни стучать в стену.
— Ну и что же?
— Ничего больше. Значит, фантазию всю мою испортил.
В свое оправдание Кот то же событие передал в следующем виде:
— Все, что они говорят, это неправда. Фантазия у них не испортилась, орали во всю глотку, что иерихонские трубы. Стены дрожали. Думаю себе: сократить их нужно. Взял, по совести говоря, да загромыхал к ним в стенку.
— Ну и что же было дальше? — спрашивает судья.
— Чему же быть? Известное дело, камедь и больше ничего.
— Какая же камедь?
— Самая обыкновенная. Как они разорались очинно сильно, я и постучись к ним в стенку, а они — ко мне. И пошла у нас музыка — просто стена трещала. Думаю себе: чего в стену напрасно бить?.. В зубы — и разговору конец! Вошел я к ним в комнату и говорю: пожалуйтека, соседушка, на пару слов. Не успел он глазом моргнуть, как я ему сделал под глазами форменное освещение. Ну уж за то и он меня не уважил. Избил — я те дам!
Факт нанесения взаимных побоев был подтвержден всеми свидетелями. Но Ермолаев не признал себя виновным.
— Подрались мы, — сказал он, — это точно. А вот насчет фантазии, что вы скажете,
— Ну чего вдруг? — перебил Кот. — По зубам дал — не ори, как зарезанный. А то какая-то там фантазия.
Мир между сторонами не состоялся. Мировой судья приговорил каждого из обоих соседей к пяти дням ареста.
Прыщ на носу
Никифору Грешечкину 65 лет, а супруге его Марии — 60. Жили муж с женой в мире и согласии, вырастили четырнадцать детей, а в нынешнем году разругались. Причина — прыщ, выскочивший на носу супруга.
— Что это такое у вас, Никифор Васильевич? — спросила супруга.
— Веред.
— Ага, понимаю. Не хочу больше с тобою жить!
— Да ты что, жена?
— Сказала: не могу! Деньги на прожительство изволь мне платить.
Как Грешечкин ни уговаривал свою жену, она осталась непреклонной и переехала на другую квартиру. Помимо того, она обратилась в начале июля 1892 года к мировому судье Сущевского участка Москвы с просьбой обязать мужа выдавать ей вспомоществование.
— За что же? — обратился с вопросом судья к истице.
— Помилуйте, я живу на отдельной квартире от мужа, и он, значит, по закону обязан платить мне деньги.
— Почему же вы не живете с мужем?
— Не могу! Как, значит, вскочил на его носу прыщ — больше не могу! Веред, он говорит. А что это значит? Неверность!
— Вы давно замужем?
— Да лет сорок.
— И вы ревнуете?
— А как же! Недаром у него на носу был прыщ.
— И только?
— Чего больше. Как появился этот прыщ, у меня сразу вышло сомнение: отчего он? Думаю, дело неладно обстоит. А ведь я — жена.
— Я сорок лет был верен своим супружеским обязанностям, — заговорил муж, — четырнадцать человек детей вырастил вместе с ней. И вдруг такая глупость…
— А? Хороша глупость: прыщ-с. Ты не говори лучше!
— Вот баба, так баба. Одной ногой в гробу стоит, а глазами все ищет любви да верности. Не смешно ли, ваше благородие?
— Верно.
Грешечкина возмутилась:
— Я вижу, вы все, мужчины, женских чувств и скорбей не понимаете. У-у, ироды!
Публика хохочет.
Дело кончается миром. Грешечкин взял на себя обязанность выдавать жене вспомоществование, сколько она пожелает.
— А меня не возьмешь к себе? — вдруг спросила она.
— Зачем же, когда ты мною недовольна.
— Ну так и есть! Значит, не зря на твоем носу прыщ был.
Синяя холера