Повседневная жизнь российского рок-музыканта
Шрифт:
Другие музыкальные направления, доминировавшие в 90-е годы, — «World music» и «мотология» — на каком-то одном определенном стиле одежды не зацикливались, поскольку там были иные атрибуты, связанные прежде всего с использованием нетрадиционного музыкального инструментария («World music») либо с лексическим новоязом («мотология»). Появятся ли какие-либо новации в наступившем XXI веке? Поживем — увидим…
Гастрольные байки
Московская постпанковая
Паша: «Когда мы в первый раз уезжали на гастроли, то на радостях у меня дома выпили и чуть не опоздали на поезд. Выскочив из дома, за десятку договорились с инкассаторским броневичком, и он довез нас до самого перрона. Каково же было удивление и пассажиров, и милиции, решивших, что в поезд Москва-Берлин сейчас будут загружать деньги, когда из броневичка высыпали музыканты и сопровождающие группу лица!»
Алик «В Испании, в Торосе, был такой случай. Паша на время концерта вместо очков надевает контактные линзы. А в клубе обычно накурено, и каждый раз после выступления ему приходится их промывать. Вот и тогда Паша взял стакан из-под коктейля, наполнил его физиологическим раствором и прогуливался по бару взад-вперед, взбалтывая стакан. Подошел к нам, а мы стояли с хозяином бара и разговаривали. Сунул стакан в руки Андрюхе: «Щас вернус!» Андрюха минуты две еще поговорил и машинально отхлебнул из стакана, сморщился весь и говорит хозяину бара: «Ну и гадость у тебя готовят!» Тот взял у Андрюхи стакан, допил: «Действительно гадость! Пойду разберусь!» Тут влетает Павлик, «Где мои линзы?!» — кричит. Только тогда все поняли, что они выпили…»
Лёня: «Немцы почему-то думают, что если приехали русские, то надо пить много водки. Но мы не можем пить столько водки, как они думают. А сами они при этом пьют много больше, чем могут. Но мы-то с нашим опытом трезвы, как стеклышко, а они минут через двадцать уже лыка не вяжут».
Паша: «У немцев поговорка такая появилась, когда оправдываются, что с утра голова болит: с русскими, мол, всю ночь пили. Хотя на самом деле он пил один или с чужой бабой и выпил-то всего грамм сто».
Лёня: «Немцы на самом деле пьют много. Это лажа, что они якобы пьют мало. Просто у них все дорого, а если на халяву!..»
Паша: «Играли мы в Фюрстенвальде, это примерно в ста двадцати километрах от Берлина. Там располагался советский гарнизон, и мы договорились, что для советских солдат вход в клуб будет бесплатным. Пошли в часть. На КПП сидит какой-то дагестанец. Алик ему говорит: «Приглашаем отличников боевой и строевой подготовки на концерт панк-рока!» Короче, договорились, и дембеля уж собрались, да прибегает тут командир части: «Никого не пускать!» — кричит…»
Алик: «Там в клубе над сценой была натянута сетка. Ну, чтоб сверху на музыкантов никто ничего не бросал. Лёня играл, поднял гитару грифом вверх и вдруг — гитары у него в руках нет! Она зацепилась колками за сетку и повисла…»
Паша: «Мы проползли по самому дну Европы. В Германии, Италии и Испании мы по таким местам проехали, куда нормальные люди боятся заходить! Играли
Лёня: «Там, наверное, вообще народу живет человек восемьсот. И все панки поддерживают ЭТА — террористическую организацию басков. Возили они нас в горы, в один домик, знакомили с террористами. Один из них был в Никарагуа, людей постреливал. Приняли они нас на ура!»
Паша: «А в Италии панки поддерживают тесные контакты с «Красными бригадами»… В Аспромонте (Милан) мы жили в «оккупированном» доме. Панки отхватили себе огромный дом. У них там были свой ЦК и Политбюро, они хорошие деньги зарабатывали на баре. Для своих там, конечно, бесплатно, а для других — за деньги. Есть у них свой спортивный зал. Но панков из других тусовок они к себе жить не пускают: пусть, мол, тоже себе дома захватывают».
Алик: «На той улице проститутки стоят через каждые десять метров. На следующий день после концерта они знали всех нас в лицо и здоровались, как со всеми обитателями дома. А в скверике рядом — нам объяснили — собираются продавцы героина. Но нас героином не заманишь!»
Лёня: «А в Бремене после нашего концерта полиция «оккупированный» дом закрыла: слишком громко играли!»
Алик «В Сан-Себастьяне нас поселили на заброшенной фабрике, где мы играли концерт. Панки оборудовали в недрах этой фабрики бар: сцена, стойка. А наверху, откуда раньше начальник цеха присматривал за работой, — комнаты для гостей. После нашего концерта хозяева забыли отключить две бочки с пивом, только крантики завинтили. А мы утром пошли чистить зубы и по пути нажали на крантики, и с тех пор чистили зубы только пивом. На третий день приехал хозяин, увидел, что пива поубавилось, но ничего не сказал, только давление в бочках отключил. Но пытливый русский ум быстро сообразил, как подключить бочки обратно, и мы продолжали «чистить зубы» пивом, пока через неделю нас вежливо не попросили уехать, так как пиво кончилось».
Паша: «В Мадриде мы жили сначала в «оккупированном» доме, потом нами заинтересовалось телевидение, и мы переселились в четырехзвездочный отель. Пять дней там прожили, пока снимались. А потом пришлось переезжать на квартиру к друзьям».
Лёня: «После первых гастролей по Германии мы никак не могли уехать в Москву. Сидели в Берлине несколько недель без денег, питались бананами — там у них это самая дешевая еда, пара марок за килограмм».
Паша: «Я бананы очень люблю, за один присест могу съесть несколько килограммов…»
Лёня: «В конце концов в посольстве нам дали бумажку с просьбой помочь посадить нас на поезд. Но тогда как раз случился компьютерный бум, и все негры везли к нам компьютеры: сунут проводнику 5-10 баксов и едут. На первый поезд нас не посадили. До отхода второго оставалось несколько минут. Мы уже думали, что придется ночевать на вокзале на груде инструментов, как вдруг прибегает Агеев (тогда администратор Московской рок-лаборатории) и кричит, что договорился. Мы бежим со всех ног: поезд уже трогается. Какой-то негр с компьютером на тележке устремляется в тот же вагон, что и мы. Куда там! Смели негра и загрузились…»