Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Шрифт:
Оперативная техника облегчает работу мозга оперработника наполовину: она позволяет не запоминать ответы источника.
А между тем по мере развала государства мы на Шпицбергене испытывали лишения в части поддержания связи с материком. Магнитная шапка над северным полярным кругом блокировала слабые радиосигналы старенькой поселковой радиостанции, и мы неделями сидели без связи с Москвой. Наиболее срочные телеграммы приходилось в закодированном виде посылать по телефаксу в наше посольство в Осло. Двойная шифровка вызывала досадные накладки и недоразумения.
В
Мириться с такой ситуацией было уже невозможно, и «Арктикуголь» решил вернуться к старой практике использования пароходов. Первый пароход из
Мурманска шел в разгар «полярки» четверо суток (было вообще удивительно, как он дошел и не вмерз во льды), и его прибытие в Баренцбург совпало с моим 50-летним юбилеем. Капитан парохода отказался входить в покрытый толстым льдом Грен-фиорд и бросил якорь у входа в залив, у кромки Ис-фиорда, где вода была еще чистая.
Выгрузка и погрузка на пароход с помощью зависавших над палубой вертолетов в условиях крепчайшего мороза и темной полярной ночи превратились в героическую эпопею. Капитан судна дал указание машины не останавливать, и пароход не стоял неподвижно на месте, а все время маневрировал. Но и это не помогло, и пароход все-таки сковало льдом. Лед вокруг парохода пришлось подрывать, но для этого потребовалось разрешение сюссельмана. В ночной кутерьме в воду попало несколько пассажиров, но их, слава Богу, удалось спасти.
Прибывшие в консульство дипкурьеры не попадали зубом на зуб от холода и затравленно озирались по сторонам, ожидая с нашей стороны какого-нибудь подвоха. Когда их отпоили «баренцбургским грогом», они произнесли только одну фразу: «Никогда больше… ни ногой на Шпицберген» и чуть не разрыдались.
Весь мой юбилей прошел под знаком отправки парохода, и от стола отходил то один гость, то другой, чтобы тоже подключиться к подвигу.
А подвигам в нашей русской жизни действительно всегда есть место.
Прав был классик — он как в воду глядел. Воду Гренландского моря.
В этой связи вспоминается следующий характерный для первых лет «демократии» эпизод. В Баренцбурге одним ранним мартовским утром 1991 года случился переполох. Без всякого предупреждения в порт прибыл огромный — водоизмещением 80 тысяч тонн — ледокол! Спустя час в консульстве появился его бравый капитан, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение, с одной стороны, и объяснить причину нежданного визита, с другой.
Оказалось, что Мурманское пароходство, получив самостоятельность, решило немедленно ею воспользоваться в самых благородных целях — заработать для порта и его акционеров валюту.
— Ну и что? — спросили мы недоуменно капитана.
— Как что: у нас ледокол, у вас — лед.
— Позвольте, позвольте. То, что вы готовы колоть лед, у нас сомнений нет. А для кого вы хотите его колоть?
— А разве Баренцбургу не нужно?
В ответ мы дружно расхохотались, а капитан укоризненно посмотрел на нас, принимая, вероятно, за слабоумных.
— Да у нас не то что оплатить ледокол, нам не на что купить… — И директор рудника стал перечислять, на что у него не хватает средств.
— Вы бы спросили нас по радио, прежде чем заходить, — посоветовал консул Еремеев.
— А норвежцы? Может, им нужно? — не совсем уверенно спросил капитан ледокола.
Мы позвонили в контору сюссельмана и поинтересовались, не нужен ли им ледокол.
— А зачем? — удивился губернатор. — Во-первых, навигация у нас начнется в мае, и к этому времени лед в заливе вскроется, а во-вторых, откуда у вас появился ледокол?
Мы объяснили, откуда, и сюссельман проникся к русскому капитану жалостью, но помочь делу ничем не мог.
— Ну так что будем делать? — спросил Еремеев затихшего капитана.
— Да ничего. Придется возвращаться домой. А давайте я вас прокачу на ледоколе. Посмотрите, что это за зверь и как он ходит во льдах.
— С удовольствием.
Мы быстренько собрались и поехали в порт. По льду перешли до середины залива и с трудом поднялись на высоченный борт ледокола. Тут же прошли в огромную рубку, и капитан дал команду «вперед». Машины послушно заработали, и несколько тысяч лошадей стронули огромный утюг с места. «Утюг» наползал тупым носом на лед, подминал его всей своей тяжестью под себя, хрустал, проглатывал и выплевывал мокрую кашу за кормой.
Слов нет. Впечатление было сильное. Мы убедились, что техника работала отлично.
Только попала она в дурные руки.
Мы «прокатились» туда-сюда по Грен-фиорду и пожалели, что ледокола не было в ту драматическую февральскую ночь, когда он действительно был нужен.
На душе после ухода ледокола было смурно. Если у нас будет такой капитализм, то хорошего для страны он ничего не принесет.
Я как в воду Ледяного фьорда смотрел!
Синдбадиада
Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся…
В наше первое морское самостоятельное путешествие мы отправились вчетвером: кроме меня (естественно, капитана), наш экипаж состоял из Димы Балашова (рулевой-моторист), вице-консула Валеры Каменскова (стрелок-навигатор) и дежурного коменданта-водителя Саши Потехина (матрос). Жены снабдили нас съестными припасами, а Борис Иванович Синицын — новенькой армейской рацией, чтобы держать связь с поселком. Естественно, захватили с собой два дробовых ружья, два карабина с большим запасом патронов и ракетницу с ракетами на случай необходимости подать и визуальный сигнал с противоположного берега фиорда, который хорошо просматривался с балкона консульства.