Повседневная жизнь средневековой Москвы
Шрифт:
Согласно старинному московскому преданию, Ордынский посольский двор располагался в Кремле на том месте, где впоследствии митрополитом Алексием был основан Чудов монастырь. Специальное исследование Т.Д. Пановой установило недостоверность этого сообщения. Ни летописи, ни акты не сохранили упоминаний об этом подворье в Кремле как в XIV веке, так и в более раннее время{451}. Более вероятно, что Ордынский посольский двор находился в Замоскворечье, где в XVI—XVII веках существовала Татарская слобода — место компактного проживания татар.
Впервые слобода упоминается в 1619 году. Вероятно, тогда же возникло и мусульманское кладбище за Калужскими воротами Земляного города, о существовании которого известно из жалобы (1638) жителей Татарской слободы на ямщиков Коломенской слободы: те распахали их старинное кладбище — «на могилах каменья сломали и кирпич развозили и могилы многие разорили». Ямщики оправдывались тем, что получили эти земли по царскому указу.
Переписные книги Татарской слободы 1669 и 1672 годов показывают, что здесь жили в основном переводчики и толмачи, а также «кормовые иноземцы», как татары (Янгур Бегишев, Тугей Имев, Тюгей Кангулов), так и европейцы (капитан Григорий Барановский). Были здесь и владения московских дворян и приказных. В челобитной в защиту татарского кладбища на первом месте среди жителей слободы упоминаются татарские князья и мурзы. Однако и тогда большинство слобожан составляли переводчики и толмачи. Согласно переписи 1669 года, в Толмачевской (Толмацкой) слободе жили приказные, а также несколько толмачей, носивших русские имена. Толмачевская слобода, располагавшаяся к западу от Ордынки (ныне о ее существовании напоминают Большой, Малый и Старый Толмачевские переулки), видимо, когда-то выделилась из Татарской слободы. В 1634 году в ней жили переводчики и толмачи Посольского приказа, которые переводили не только с татарского, но и с других языков. Вероятно, со временем в Толмачевской слободе стали селиться переводчики и толмачи, не являвшиеся татарами. Переписи слободы 1639 и 1671 годов показывают, что здесь располагались дворы толмачей, «кормовых иноземцев», подьячих, а также владение стрелецкого головы Б. К Пыжова, в числе других пострадавшее от пожара 1 июня 1671 года{453}.
Толмачами в Средние века называли устных переводчиков. О их службе в Посольском приказе подробно пишет Г.К. Котошихин: «Для переводу и толмачества переводчиков Латинского, Свейского, Немецкого, Греческого, Полского, Татарского, и иных языков, с 50 человек, толмачей с 70 человек. А бывает тем переводчиком на Москве работа по вся дни, когда прилучатца из окрестных государств всякие дела; такъже старые писма и книги для испытания велят им переводити, кто каков к переводу добр, и по тому и жалованье им даетца; а переводят сидячи в Приказе, а на дворы им самых великих дел переводити не дают, потому что опасаются всякие порухи от пожарного времяни и иные причины». Жалованье переводчиков составляло от 50 до 100 рублей в год, «смотря по человеку», толмачей — от 15 до 40 рублей. Получали они и «поденный корм», размеры которого также зависели от квалификации. «Да они ж, толмачи, — пишет Котошихин, — днюют и начюют в Приказе, человек по 10 в сутки, и за делами ходят и в посылки посылаются во всякие; да они ж, как на Москве бывают окрестных государств послы, бывают приставлены для толмачества и кормового и питейного збору»{454}.
О том, что основной контингент жителей Татарской слободы также составляли переводчики и толмачи, свидетельствуют строки из челобитной слобожан Петру I: «В прошлых, государь, годах выехали нижепоименованных рабов ваших прадеды, и деды, и отцы наши [во] всероссийский царствующий град Москву к прадеду, и деду, и к отцу вашему великих государей, и к вашему царскому величеству, и служили в вашем государственном Посольском приказе в переводчиках и толмачах…»{455}
О внутренней жизни Татарской слободы сообщает интересный документ — обнаруженный и опубликованный О.А. Ивановым фрагмент дела, содержащего жалобу романовского татарина [16] Досая Мамкеева на переводчика Абдулу Баицына. Челобитчик выдвигал весьма серьезное обвинение: Баицын якобы «держит у себя великого государя заповедных людей русской благочестивой веры и поженил на татарках и кормит кобылятиною». (Иноверцам запрещалось держать в холопах православных, за нарушение этого запрета Соборное уложение предусматривало «жестокое наказанье» как господ, так и холопов, «чтоб им и иным таким не повадно было так делати»; виновного же в принуждении к «бусурманской» вере приговаривали к сожжению.) Абдула ответил похожими обличениями самого Досая: у него «и у братии его и иных у многих их братьи татар такие многие люди в дворех есть и женаты на татарках». На очной ставке Баицын добавил, что Мамкеев «держит у себя русских жонок и тем жонкам принесет он, Абдул, роспись». К сожалению, окончание документа не сохранилось; но если взаимные обвинения подтвердились, то обе стороны
16
Поселение татар в Романове (Ярославский уезд) берет начало в XVI веке, когда этот город был дан во владение ногайским мурзам.
Выше уже говорилось, что жители Татарской и Толмачевской слобод слабо поддавались мерам по охране порядка, которые пытались проводить служащие Земского приказа. По-видимому, вплоть до Нового времени эти районы сохраняли специфику замкнутого инокультурного и иноязычного анклава, в который было опасно соваться даже представителям властных структур.
Другие иноземные слободы в Москве были заселены выходцами из Западной Европы и именовались «немецкими». Ранее уже шла речь о древнейшей из них — слободе Наливки, которая, как и Татарская, находилась в Замоскворечье. При Иване Грозном (вероятно, в 1560—1570-х годах в связи с эпидемией чумы) она переместилась в Заяузье и обосновалась рядом с Таганной слободой, в местности, известной как Болвановка. Английский торговый агент и дипломат Джером Горсей писал, что по его совету царь создал из лифляндцев, французов, голландцев, шотландцев и англичан, взятых в плен в Ливонской войне, отряд в 1200 человек, которые «сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами». Горсей, очевидно, прихвастнул. О Болвановской слободе, где «живут немецкие воинские люди, которых великий князь употребляет против крымского царя», сообщает еще Штаден, живший в Москве до приезда англичанина.
Вероятнее всего, основное ядро населения слободы составили ливонские пленники, служившие царю. В слободе существовали два протестанских храма и кладбище, плиты с которого (в частности, надгробие умершей 8 июня 1593 года Варвары, дочери уроженца Магдебурга Э. Гротхузена) обнаружены в кладке церкви Николы на Болвановке («в Кузнецах»).
В ноябре 1578 года после неудач в Ливонской войне — разгрома русского войска под Кесью (Венденом) и измены датского принца Магнуса, которого Иван Грозный намеревался сделать ливонским королем, — слобода подверглась разгрому, но уцелела. В следующем году разряды упоминают «на Москве немец 400 человек». Судя по эпитафиям, Болвановская Немецкая слобода просуществовала до конца XVI века. В это время образовалась другая иноземная слобода — за пределами города, на Яузе. По-видимому, при Борисе Годунове жители Болвановской слободы переселились туда, была открыта кирха. Но в Смутное время Яузская слобода была разорена{457}.
После этого «немцы» расселились в нескольких местах на территории Белого и Земляного города. Крупная колония западноевропейцев находилась на Покровке. Описи 1621 и 1638 годов упоминают здесь даже дворы «немецких попов». На дворе «немецкого дьячка» Якова Юстрова, как полагает Д.В. Цветаев, проходили молитвенные собрания, на средства прихожан было выстроено небольшое здание лютеранской кирхи. Пастором был Георгий Оксе, который именуется в русских документах Юрием Томосовым. В 1626 году кирха сгорела, и вскоре была поставлена новая — в Огородной слободе Земляного города, вблизи церкви Святого Харитония в Огородниках. Она зафиксирована в переписи 1638 года: «Немецкой приходной двор, на нем ропота, в нем живет пономарь немецкой стар и увечен, ружья нет». Рядом с ним находился «двор немецкого попа, а в нем с людями его 3 человека; у них 2 пищали». Та же перепись отмечает в Огородной слободе дворы служилых иноземцев, а за Земляным городом, между Мельничной и Сыромятной слободами, целую иноземную слободу, состоявшую из пятидесяти одного двора.
На территории Белого города была возведена еще одна кирха, пастором которой стал учитель Яков Ни-генборг (Нейенберг). Наконец, третья, кальвинистская церковь существовала рядом с двором промышленника Петра Марселиса у Поганого пруда. В переписи 1638 года о ней сказано: «Покровской сотни двор немецкой мирской; живет немецкий поп Индрик».
В 1643 году священники и служители церквей Николы в Столпах и Космы и Дамиана на Покровке и еще девяти приходских храмов подали жалобу на «немцев», которые «в их де приходех на своих дворех близко церквей поставили ропаты (кирхи. — С. Ш.), и русских людей немцы у себя во дворех держат, и всякое осквернение русским людем от тех немец бывает, и те немцы, не дождався государева указу, покупают дворы в их приходех вновь, и вдовые немки, и держат у себя в домех всякие корчмы, и многие де прихожане, которые у них в приходех живут, хотят свои дворы продавать немцам, потому, что немцы покупают дворы и дворовые места дорогою ценою, перед русскими людми вдвое и болши, и от тех немец приходы их пустеют». В ответ на это челобитье власти распорядились снести лютеранские кирхи на Покровке и в Огородной слободе, кальвинистскую кирху у Поганого пруда, а также запретить иностранцам покупать дворы у русских. Напрасно доктор Иван Белау и его товарищи били челом царю, пытаясь убедить его, что церковь не угрожает православным: «О том дворе челобитчиков, и близ его русских храмов нет, кругом всё огороды», — кирхи сломали.