Повседневная жизнь средневековой Москвы

Шокарев Сергей Юрьевич

Тело умершего заворачивалось в саван. Древнерусские летописи упоминают термины «спрятавше тело» или «опрятавше тело», известно также выражение «скутавше», то есть завернув в саван. Летопись рассказывает о погребении волынского князя Владимира Васильковича (ум. 1288): «Омывша его, и увиша и оскамитом [26] со кружевом якож достоит царем…» Граффити на стене Георгиевского собора в Юрьеве-Польском изображают мертвеца в могиле в саване и с босыми ногами. Средневековое погребение в долбленой колоде с остатками савана было обнаружено в 1934 году при земляных работах рядом с Кутафьей башней ^{686} .

26

Оскамит (искаж. аксамит от

греч. bexamttos, букв, из шести нитей) — плотная ворсистая, часто узорчатая ткань из шелка с золотой или серебряной нитью.

Вскрытие гробниц царя Ивана Грозного, его сыновей и князя М.В. Скопина-Шуйского показало, что умершие были плотно спеленуты покровами из узорчатой красной камки, перевязанными тесьмой. Лишь покрывало, окутывавшее тело Скопина-Шуйского, было перевязано толстой веревкой. Тело патриарха Адриана (ум. 1700) было обернуто зеленым бархатом^{687}.

Лицо покойного закрывалось, о чем свидетельствуют остатки ткани, найденные при вскрытии захоронения царевича Ивана Ивановича в Архангельском соборе и царицы Анастасии Романовны в некрополе Вознесенского монастыря^{688}.

Приготовление тела царей к погребению в общих чертах не отличалось от обычной практики похорон мирян. Г. К Котошихин сообщает: «Когда лучится царю от сего света преселитися во оный покой… и того ж дни царя измывают теплою водою и, возложа на него срачицу, и порты, и всё царское одеяние, и корону, положат во гроб…»^{689}Исследования захоронений царя Ивана Грозного и его сыновей не подтверждают свидетельства Котошихина о «царском одеянии». Тем не менее они находят соответствие в записи о погребении князя Владимира Васильковича, облаченного «якож достоит царем». Миниатюры Радзивилловской летописи (XV век), посвященные похоронам князей, изображают покойников в княжеских облачениях. В Лицевом летописном своде середины XVI столетия лежащие в гробах князья Ярослав Тверской (ум. 1271) и его брат Василий Костромской (ум. 1276) изображены не только в богатых одеждах, но и в княжеских шапках^{690}, а вдова Ярослава Тверского и князь Андрей Городецкий, умершие в монашестве, — в схимническом одеянии, причем последний — не только на смертном одре и в гробу, но и в санях, везших тело для погребения в Городец^{691}. По-видимому, царей погребали не в церемониальных, но достойных их сана одеждах. Присутствие в могилах царских венцов вымышлено Котошихиным.

Родовитых людей провожали в мир иной в богатых одеждах из дорогих златотканых материй, украшенных жемчугом и драгоценными камнями, о чем свидетельствуют археологические находки. Хорошо известны шитые золотом головные уборы — волосники — из погребений знатных москвичек^{692}. Простого горожанина клали в гроб в обычном платье, надевая на покойника чистую рубаху. Флетчер пишет, что русские «мертвых хоронят в одежде, в которой они ходили.- в кафтане, штанах, сапогах, шляпе и другом платье»^{693}.

Монахов хоронили иначе, чем мирян. «Всякого же черньца не годится умывати, ниже обнажати тело его, но теплыя воды доспети и тако губою морьскою или платцем чистым лице его утрети, также перси, потум длани ручныя обапол, потом колена, также пресна ножная, и в срачицу чисту облещи и потом мантею обвивати… таже пети над ним; егда же в гроб положат его, тогда проливают его вином и маслом крестообразно», — наставлял митрополит Киприан^{694}. Одежда монашеских погребений соответствует облачению трех монашеских чинов — новоначального инока, малосхимника и великосхимника: «…Будет великий схимник, взложат на нь куколь на главие верху главы, покрыв и до брады яко видену быти лицу его, а малого скимника клобуком… по сем взложат на нь плети и препояшет его и обует»^{695}. Тело великого князя Василия III, при смерти постриженного в схимонахи, было отерто хлопчатой бумагой, смоченной в воде, митрополитом Даниилом^{696}.

Реконструкция остатков монашеского одеяния Ивана Грозного (куколь и аналав [27] ), проведенная Т.Н. Кошляковой, показала, что царь был пострижен в чин вели-косхимника. Другие находки монашеских облачений и атрибутов в погребениях XIV—XVII веков немногочисленны: кожаный пояс с тисненым изображением двенадцати праздников из погребения княгини Евдокии Дмитриевны, вдовы Дмитрия Донского. Находка аналогичного

кожаного пояса и параманда была сделана при вскрытии в 1836 году княжеских погребений в церкви Спаса на Бору ^{697} . Параманд и покровы XVII века были обнаружены при раскопках некрополя Моисеевского монастыря.

27

Куколь (лат. капюшон) — здесь: остроконечный капюшон черного цвета с двумя закрывающими спину и грудь полосами материи.

Аналав (греч. воспринятый) — носимая великосхимниками на спине, плечах и груди перевязь с изображением восьмиконечного креста на подножии, орудий страстей и черепа Адама; символизирует крест, который берет на себя монах. Малосхимники носят на груди четырехугольный параманд (греч. прибавление к мантии).

Церковных иерархов погребали в полном святительском облачении, что хорошо видно по летописным миниатюрам. Указание на это содержится и в описании погребения патриарха Иоакима (ум. 1690): «…Тело святейшего патриарха во гробе в архиерейских одеждах и в митре из церкви 12 Апостол несли на одре архимандриты и игумены в облачении крестовою полатою в соборную апостольскую церковь большею лестницей…»^{698}

Погребальный инвентарь московских захоронений XIV—XVII веков беден. Наиболее распространенной находкой являются сосуды для елея. Объяснение появлению этих сосудов содержится в грамоте митрополита Киприана: «Пев над ним и в гроб положив, таже вина мало с маслом древяным смесив проливает священик крестаобразно, от главы первое, таже у ногу, потом же от десна, также левую сторону; чашу же, в ней же масло с вином, повержет у ногу»^{699}. Сходный обряд отмечен и в Служебнике Троицесергиева монастыря 1474 года: «…Поп же взем в сосуде масло взлиет верху телесе творяи три кресты на лици на персех, и на колену, поя алилуйа». Несмотря на то, что грамота митрополита Киприана предписывает ставить сосуды-елейницы у ног, в погребениях они встречаются в разных местах, в том числе и у головы, например в погребениях Ивана Грозного и царевича Ивана Ивановича^{700}.

Самой ранней из подобных находок в Москве является сосуд из погребения Дмитрия Донского. С XV века сосуды для елся встречаются на некрополях Москвы — в Зарядье, церкви Спаса на Бору, Вознесенском, Даниловом, Высокопетровском монастырях и др. В XV—XVI столетиях они представляли собой глиняные чашечки, покрытые желтой, зеленой или коричневой поливой; встречаются также чернолощеные и ангобированные (покрытые до обжига слоем жидкой глины другого цвета), причем в слоях того времени они достаточно широко встречаются только в Москве, в других городах их находки единичны. С XVI века в погребениях появляются металлические, стеклянные и деревянные сосуды, а с XVIII столетия начали применять фарфоровые^{701}.

Чаще всего похороны происходили на следующий день после смерти. В случае, если погребение не могло быть совершено в этот срок, как в 1472 году, когда умер Юрий Васильевич Дмитровский и дожидались приезда на похороны его старшего брата Ивана III, гроб на другой день после смерти ставился в церкви. П. Петрей сообщает, что тело перед погребением стоит в церкви несколько дней: «Если покойник был человек знатный, гроб его сторожат днем и ночью, зажигают свечи, священники и монахи поют, окуривают гроб ладаном и миррой и окропляют раз в день святою водою, пока не исполнится восемь дней». Возможно, в этом сообщении отражены традиции «дневания и ночевания» у тела на похоронах лиц царской фамилии. Новгородский епископ Нифонт (XII век) предписывал совершать похороны до захода солнца: «Тако погрести, яко еще высоко (солнце. — С.Ш.), то бо последнее видит солнце до общего воскресения»^{702}.

При похоронах гроб с телом помещался на погребальные носилки, которые называли одром, то есть кроватью (умершего воспринимали как спящего, потому и называли усопшим). Петрей пишет: «Если это был богатый человек, носилки покрываются бархатом или дорогим сукном. Если же это человек не зажиточный или бедняк, то покрывают носилки его собственным кафтаном». Рейтенфельс сообщает, что гроб несли на кладбище на столе или на санях. Использование саней в обряде похорон хорошо известно и восходит еще к языческой традиции; сообщение о столе, возможно, вызвано тем, что гроб в доме ставился на стол^{703}.