Повстанец II
Шрифт:
На лицах многих богатых людей в зале появилось облегчение. Уйти «побитыми» и униженными — это одно, но побитыми, униженными и ограбленными — совершенно другое.
Луньес озадаченно привлекла внимание леди рода Тоеден:
— Мадам Вайс, как временная глава совета, вам, как независимой стороне предлагаю определить, что Двейн имеет в виду под «приближенными» родов Холланд и Вэйхуа… Скольких членов совета нам нужно лишить мандата, чтобы удовлетворить его требования?
Мадам Вайс прищурилась. С виду — для нее это предложение выглядело так, будто Луньес хотела косвенно втянуть род Тоеден в этот заговор.
— Госпожа Селия, —
— Спасибо за подсказку! — слегка улыбнулась Луньес, давая понять, что оценила ее «невмешательство».
Минут десять Селия самостоятельно сопоставляла списки членов совета и конкретных людей, собравшихся в зале и за спинами глав Вэйхуа и Холландов. Держа нос по ветру, ей вызвались помочь несколько «внефракционных» членов совета, которые за множество заседаний уже успели «натерпеться», что от левого, что от правого крыла парламента. Их тихая консультация ускорила процесс.
Вскоре на экране позади трибуны возник список членов совета и голосование на исключение. Чуть более тридцати имен.
Большинство голосов набралась в том числе за счет самих исключаемых: многие из них сами за себя проголосовали «за», как бы им этого не хотелось.
Тысячи горожан и жителей пригорода собрались в порту, наблюдая за поспешным отплытием множества местных элит и их прислуги. К кораблям в окружении телохранителей аристократы ехали подобно побитым собакам, а на борт набивались — как сельдь в бочки. Всего несколько кораблей едва смогли уместить всех.
Одни жители до сих пор не верили своим глазам, другие радостно кричали, предвкушая перемены в жизни города.
Изменения уже не заставили себя ждать. Тюрьма была расширена и сейчас наполнялась разного рода отребьем, от которого днем, месяцем или годом ранее страдал обычный человек. Практически поименный список негодяев стал доступен новым властям города. Каждый спальный квартал, даже самый бедный, теперь патрулировался суровыми, но доброжелательными вооруженными мужчинами и женщинами, которые говорили с испанским акцентом. По словам новой власти — временная и вынужденная мера.
Зверского вида загорелые и обветренные мужчины с бородами и в наколках охраняли различные точки города, куда ограничили ход обычным горожанам. В отличие от дружины Луньес — их голоса казались грубыми и неотесанными, манеры — пиратскими, но держались они дисциплинированно, даже более дисциплинированно, чем бравые латиносы Селии.
Самые глазастые горожане заметили, что береговые рельсовые орудия Мантау заранее направились строго по ходу движения кораблей со сбежавшими аристократами. До тех самых пор, пока корабли полностью не скрылись за горизонтом.
Шум толпы стих, когда на пирс на возвышение вышла Луньес в строгой деловой одежде вместе с молодым юношей в военной униформе, который мало кому из горожан был знаком. Однако по толпе быстро распространился слух, что именно благодаря его поддержке Селия смогла выгнать из города прогнившую верхушку аристократии и лишить ее политической власти.
Лица горожан с любопытством уставились на юношу, чей благородный и задумчивый взгляд многим пришелся по душе.
— Дорогие друзья, — обратилась Луньес к горожанам. — Наша свобода теперь находится в наших руках. Приложенные
Послышались крики поддержки и аплодисменты. Луньес слегка улыбнулась:
— Хочу представить вам молодого человека рядом со мной. Без его помощи и помощи его людей нашему «Движению за освобождение Мантау» вряд ли бы удалось осуществить задуманное… Разойтись с китайскими и британскими родами мирно и полюбовно. Без ненужного насилия.
Его зовут Двейн Святов. Он родом из Российской Империи. И также, как и я, оказавшись в Мантау, он не смог пройти мимо творимого на острове произвола. Как вам может уже известно, именно он со своими людьми уничтожил шайку пиратского барона Накула, которая несколько лет терроризировала прибрежные воды окружающих островов.
— Знаем таких!
— Отморозки Накула лишили меня семьи!
— Туда ему и дорога, мерзавцу!
Послышались праведные крики собравшихся.
Луньес дождалась, когда люди немного успокоятся, и продолжила:
— … Вы абсолютно правы. Накул заслужил своей участи… Но после его уничтожения Двейн не остановился. Как только он прибыл в Мантау, он успел на себе почувствовать все беззаконие, творимое в нашем городе!
…Гуляя посреди неблагополучного района, он заметил, как несколько аристократов избивают ни в чем неповинных ребятишек. Двейн не смог пройти мимо, встал на их защиту и проучил богатых отморозков… И что вы думаете, кто-то из бывших властей поблагодарил его? Смягчил последствия? Или может — неофициально сказал спасибо? Нет, конечно! — эмоционально повысила голос Луньес. — За ним объявили охоту, словно за диким зверем, а за голову назначили награду!
Многие в толпе наконец вспомнили, где могли видеть этого юношу, а некоторые даже имели листовки при себе, где действительно была изображена фотография Двейна в полный рост и крупная сумма денег за любую информацию о его местоположении. Живым или мертвым.
Народное уважение по отношению к Двейну скакнуло вверх на еще одну величину. Теперь он стал не чужаком, который помог народной избраннице Луньес, а «почти своим».
— Более того, — вдохновенно заговорила Луньес после паузы. — Как вы может знаете, позавчера на меня совершили гнусное покушение. Я едва не лишилась жизни! Вы, конечно, может не поверите, но именно Двейн помог мне избежать смерти! Именно так мы впервые и познакомились, и он присоединился к нашей борьбе за правое дело!
Толпа довольно загудела, а глаза нескольких юных девушек и даже замужних дам заблестели, в их сердцах возник романтический образ. Они в очередной раз по-новому взглянули на юношу, который не только был героем, который уничтожил злодея и спас детей, но и продолжал совершать не менее благородные поступки!
Двейн не был обделено обаянием, отчего после слов Луньес у него теперь существенно прибавилось симпатий в женской части населения города. Особенно многих молодых девушек покорило то, как он скромно стоял сбоку от Луньес со слегка прикрытыми глазами, словно для него похвалы на тысячу человек не означали ровным счетом ничего. Многим стало любопытно, о чем он сейчас думал? Какой он имел характер и темперамент?..