Повстанец
Шрифт:
– Лот номер десть!
Я вздрогнула, понимая, что время пришло. Это был Кайлеб. Публика оживилась. Дамы распрямились на своих сидениях, перелистывая каталог в конец. До моего слуха доносились сдержанные вздохи и комплименты. Кайла закатила глаза и покачала головой.
– Номер A1781, – объявляла девушка.
Я подумала о Ките и его номере. Не таком престижном, как у выпускников «королевской школы». «Z» в начале номера означала то, что он мужчина низшей категории, самый дешевый и без образования. Годится разве что в прислугу. Кроме этих двух категорий были еще четыре, промежуточные, но эти две были как полюсы, северный и южный, принцы и бродяги.
– Рост – 6 футов 1 дюйм. Цвет волос – золотистый блондин. Цвет глаз – карий, – продолжала аукционист так торжественно, словно продавала не мужчину, а бриллиантовую корону императрицы. – Кожа белая. Вокальный талант.
Я сжала табличку, уже зная, сколько они запросят за этот талант. Немного больше, чем за предпоследний, второй по ценности лот, длинноволосого смуглого брюнета, несравненного танцовщика. Начав с миллиона, его продали художнице за три, после того как одна из сенаторов сдалась и перестала поднимать цену.
– Один миллион двести пятьдесят тысяч долларов! – объявила аукционист.
Все прекрасно знали эту цифру, но все равно поднялся тихий ропот. Уже благополучно купив себе мужчин, они могли поболтать. Обсуждать было что. Столько не стоило ничего, разве что редкие машины и особняки. На миллион долларов можно было жить в Саннибэй и не думать о работе до самой смерти, если не покупать себе таких машин и мужей. Но цена на выпускников «королевской школы» была частью престижа. Купив мужа за три миллиона не стыдно появиться с ним даже при дворе. Не говоря уже о таких обязательных вещах, как блестящее образование и воспитание, идеальные гены, плюс такая приятная мелочь, как непорочность. Несмотря на то, что за мужчин просили баснословные деньги, нигде нельзя было найти даже изображения, где те были бы представлены обнаженными. Увидеть выпускника «королевской школы» без одежды могла только его владелица. Это был определенный риск, но в то же время такой факт тешил самолюбие многих дам. По закону в течение четырнадцати дней, как и в любом другом заведении, мужчину можно было вернуть. Он терял свой прежний престиж и цену, часто отправлялся прямиком в одно из агентств, готовых выкупить у школы такой редкий товар за сходную цену. Но теряла так же и легкомысленная покупательница. «Королевская школа» брала в залог не часть суммы, а ее всю. Сумму следовало внести сразу по окончании торга. В случае если мужчина не нравился или не подходил клиентке, школа вычитала процент, потраченный на образование и содержание мужчины, а остальную сумму возвращала. Подобных прецедентов было не так много, и все они чаще были выходками какой-нибудь взбалмошной дочери миллиардерши, желавшей досадить матери. Те, кто зарабатывал свои состояния сам, ценили свое время и деньги.
– Один миллион триста тысяч долларов, – зазвенел голосок девушки, когда я подняла свою табличку.
Никто не удивился, уже догадавшись, за кем я пришла сюда.
– Один миллион триста пятьдесят тысяч!
Я повернула голову, взглянув на нахалку. Мои предположения подтвердились, Лефевр тоже пришла за Каем.
Кайла зашипела, царапая планшет ноготками.
– Маникюр испортишь, – заметила я, подняв табличку.
– Один миллион четыреста тысяч! – почти обрадованно объявила аукционист.
Лефевр, не задумываясь, взмахнула своей табличкой.
– Один миллион четыреста пятьдесят тысяч!
Я ответила. Мне было наплевать. Я готова была
– Один миллион пятьсот тысяч!
Ничего, за танцовщика выложили три миллиона, а Кай лучше него.
– Один миллион пятьсот пятьдесят тысяч! Мисс даст два миллиона?! – спросила аукционист, решив не затягивать. Было ясно, что мы готовы платить.
Я кивнула, подняв свою табличку.
– Два миллиона долларов, мисс Вуд! – торжественно объявила девушка, предчувствуя скорую развязку.
– Три миллиона, – услышала я голос белобрысой нахалки.
«Если сможет ходить». Воспоминание словно окатило ледяной водой. Кайла поняла, что я узнала голос соперницы.
– Три миллиона долларов, мисс Лефевр! – аукционист начала терять свою невозмутимость и надменность. Темные глаза заблестели, а на щеках появился румянец.
В зале царило напряженное молчание.
– Четыре миллиона! – я повернула голову, надеясь, что соперница удостоит меня взглядом.
– Четыре миллиона долларов, мисс Вуд! – объявила девушка. Мы превзошли последнего, самого дорого мужчину на этих торгах.
Лефевр взмахнула табличкой. Я почувствовала волнение. Пять миллионов были суммой значительной даже для меня.
– Пять миллионов долларов! – аукционист сжимала молоточек, переводя взгляд с меня на Лефевр. Теперь он замер на мне. Я думала, не торопясь продолжать торг. Мне нужно было время, чтоб понять, зачем она это делает. Ведь все это смахивало на какую-то игру, словно она намеренно хотела перебить мою ставку и купить Кая. Назло мне.
– Пять миллионов долларов, раз! – девушка ждала, растягивая слова.
– Шесть, – кивнула я, взмахнув табличкой.
Кайлу начала бить дрожь. Зал волновался и перешептывался. Лефевр только посмеивалась, сидя как и прежде в своих огромных очках, закинув ногу на ногу.
– Шесть миллионов долларов, мисс Вуд! – объявила девушка. – Мисс Лефевр даст семь?
Кивок. Взмах. Шепот и обсуждения.
– Семь миллионов долларов, мисс Лефевр! – аукционист явно сомневалась, что я пойду дальше, я чаще заминалась и думала. Соперница не думала ни секунды, словно ей вообще было все равно, сколько запросят за Кая. За простого мужчину, которых она ценила не больше пыли под ногами, над которыми любила поиздеваться, а потом избавиться. И зачем ей понадобился Кай?
– Семь миллионов долларов, раз! – раздался голос девушки.
– Не надо, Наоми, – Кайла схватила меня за руку, когда я хотела поднять табличку. – Ты с ума сошла? Он не стоит таких денег. Никто не стоит.
– Семь миллионов долларов, два!
Я освободила руку.
– С ума сошла? Ей отдашь своего брата? – я успела поднять табличку, прежде чем аукционист объявила сумму в третий раз.
– Восемь миллионов!
Я чувствовала, как воздух в зале начал звенеть от напряжения. Зрители развивающейся трагикомедии боялись даже дышать. Кайла нещадно тискала мой локоть, пытаясь привлечь к себе внимание.
– Восемь миллионов? Ты вообще соображаешь, сколько это денег? – шипела она.
– Девять миллионов долларов, мисс Лефевр! – аукционист бросила взгляд на директора, теперь уже растерянный.
Ни она, ни все прочие не понимали, что происходит.
– Наоми! – почти в полный голос воскликнула Кайла, когда моя табличка последовала за табличкой соперницы.
– Десять миллионов! – голос девушки зазвенел, как колокольчик. Будто деньги пойдут непосредственно в ее карман. – Десять миллионов долларов, мисс Вуд!