Пояс Койпера
Шрифт:
— Откуда мне знать, повесят вас или четвертуют? Заплатят, сбацаем реквием, а можем оду Бетховена «К радости» с вариациями из марша Мендельсона…
Остановился напротив, повернулся на каблуках.
— Ладно, так уж и быть, давайте вашу сигарету! — прикурил, хватая по привычке дым ртом. Страдая худым лицом, заметил: — Ну и гадость же вы курите! Не нравится мне, не по душе вся эта камарилья. Послушайте… — И хотя я продолжал молчать, подергал за рукав. — Нет, вы меня послушайте! Я старше вас, вы просто обязаны меня слушать!.. Зачем вы так с собой? Может, не стоит, а? Черт с ними, с бабками, аванс верну, мне не привыкать. В конце концов, есть другие предложения.
Я положил руку на его фиолетовое плечо, я был ему благодарен.
— Спасибо, Арнольдыч! Правильный вы мужик, только ничего из этого не получится. Долго объяснять, это сделка…
Его костистое, носатое лицо перекосилось и стало скорбным.
— Черт бы всех вас побрал с вашими сделками! Куда ни глянешь, везде одно и то же, а того не понимаете, что сделка эта с собственной совестью! Живете, будто вам не умирать. Побойтесь Бога, ребята, чем торгуете? — Поднял ногу, потушить о каблук сигарету, но заметил пепельницу. Вдавил в ее дно окурок. — Ну и хер с вами! Что я, святее Папы Римского, что ли?..
Обойдя меня, будто я верстовой столб, стороной, Майский подобрал со стола первую попавшуюся бумажку и принялся ее внимательно изучать. Не дочитав, повернулся:
— Феликс Адрианович сказал, идея шоу принадлежит вам. Что ж, поздравляю! Я давно в этом бизнесе, но ничего сильнее не встречал. Придумать что-то свеженькое трудно, а то и невозможно. Насилие, похоть, слюни про любовь, а больше ничего и нет. Набор сюжетов и сценических решений очень ограничен. Видя, до какого примитива довел себя человек, высшие силы решили, что и этой малости достаточно. В нашем случае фишка не в том, что игра со смертью идет вживую, а в ответственности, которая в случае печального исхода ляжет на плечи каждого. Людям придется жить с чувством вины, хотя мало кто это понимает…
Я слушал Леопольда и думал, что во снах мне давно уже живется интереснее, чем наяву, а тут еще и Анька не звонит. Майский все говорил и говорил, излагая в подробностях свое видение шоу, не желая его обидеть, я кивал головой, наверное, часто невпопад.
— Знаете, мой друг, — тронул он меня за руку, — пожалуй, сегодня вы мне больше не нужны. По сценарию вы выходите на сцену трижды, включая… — покашлял смущенно в кулак, — ну, вы понимаете! Первый раз вас представят публике, потом, после дефиле в бикини, вопросы ведущих…
— Дефиле тоже я?
— Ну зачем же, — улыбнулся Майский, — тут и без вас найдется кому потрясти сиськами и задницей! Только свистни, желающих хоть отбавляй. Девицы бьют копытами, только бы засветиться по ящику. Но опыт мне подсказывает, что порядок номеров в последний момент придется изменить, уж очень большие деньги замешаны! Не мне вам говорить, что цена рекламы прямо зависит от охвата аудитории, а по данным Феликса Адриановича, шоу без преувеличения будет смотреть вся страна.
Не то чтобы я так уж беспокоился, однако спросил:
— А что за вопросы? Мне придется на них отвечать?
— Это чепуха, — беззаботно
— Так это вроде бы Белоруссия… — неуверенно заметил я, но Майский отмел мое замечание как несущественное. И не без раздражения:
— Что у нас, городов, что ли, мало, подберем! Редакторская группа проследит, чтобы были представлены интересы всех возрастных групп и слоев населения, не хуже, чем на пресс-конференции президента… Да, кстати, меня поставили в известность, что идут переговоры с рядом ведущих иностранных компаний, желающих транслировать шоу лайв! Вы станете мировой знаменитостью, десятки миллионов телезрителей будут с замиранием сердца ждать, когда вас… — махнул рукой. — Ладно, не обижайтесь, шучу, может, еще и обойдется! Ну а в самом зале посадим человек триста, больше не надо, и так сожрут кусок бюджета.
— Вы что, им платите?
— А как же! — удивился Леопольд Арнольдович такой моей наивности. — Пять сотен в зубы и аплодисменты по команде. И вот еще что! — собрался было вернуться к откручиванию пуговицы, но сдержался. — Имейте в виду, последним словом ни в коем случае не пожертвую! — поскольку я не выразил по этому поводу особого удовлетворения, уставился на меня с интересом. — Неужели это вам без надобности? Серийным убийцам и тем дается шанс обратиться к суду, а наше с вами шоу от судебного процесса ничем не отличается. Количество присяжных будет исчисляться миллионами, вот и вся разница, а еще то, что никакого преступления вы не совершали. Хотя кого это смущает с нашей-то судебной системой?
То ли набегался за день — за время разговора мы с ним так и не присели, — то ли устал от суеты, плюхнулся мешком на стул и закрыл глаза. Сидел, повесив голову, забыв о моем существовании. Плохо понимая, что теперь делать, я собрался оставить его одного, как вдруг Майский поднялся на ноги.
Не извинился, но пояснить нужным счел:
— Когда вокруг безумствуют, надо уметь отключаться. Меня один шпион научил. Наш, который разведчик. Лучше было бы десять минут поспать, но на такую роскошь рассчитывать не приходится. Вы, голубчик, вот что, вы пока посидите. — Полез во внутренний карман блузы и достал сложенные в несколько раз листы, протянул их мне. — Это ваша тронная речь, она же последнее слово, о котором я говорил. С рекламодателями будут торговаться до последней минуты, так что названия брендов и фирм заменены до поры до времени на «тра-та-та». Познакомьтесь, у меня дел — лопатой не разгрести! А вернусь, тогда и обсудим…
И направился быстрым шагом к двери. Двигался с такой злой энергией, как если бы намеревался вынести ее вместе с рамой, но на этот раз обошлось. Я смотрел ему вслед не без облегчения. Приличный, судя по всему, малый, только уж больно его много. Когда дверь с пушечным выстрелом хрястнула о косяк, опустился в стоявшее у стены кресло и попробовал сконцентрироваться на тексте. Интересно было узнать содержание моего послания городу и миру.
«Дорогие друзья! — читал я, стараясь ничего не упустить. — Раз уж вы взялись решать мою судьбу, хотелось бы сказать вам несколько слов о том, как я жил… — Очень неплохо сказано! Начало по-человечески доходчивое, я бы сам лучше не написал. — Ничего особенно выдающегося, что отличало бы мою жизнь от вашей, не произошло…»