Пояс неверности
Шрифт:
– Звони, если что срочно, – сказал Каракуль. – Да, вот еще. Возьми деньги, оплати сразу три номера, найдешь их в записке.
– Купи мыло, пасту и три зубные щетки, – наконец вырвалась Лия.
– Вот, – кивнул Каракуль, – купи. Еще одежду Лии.
– Для меня приготовил? – кивнул в сторону пулемета Вадим. – Ну, вообще-то правильно, я бы тоже подготовился. Ладно, пока. Не сердись, девчонка, все обошлось.
Вадим сбежал вниз, а Каракуль и Лия, теперь не торопясь, пошли назад в лес. Она несла пакеты, он пулемет. Каракуль, как всегда, не знал, о чем с ней говорить. Когда приходится
– Что ты собираешься делать? – спросила.
– А, кстати! – остановился Каракуль, положил пулемет на землю, достал мобильник. Заговорил неуважительно: – Алло! Хачик? Это Захар Быкин.
– Ты спятил! – ахнула Лия, но он только подмигнул ей.
– Эх, Хачик, слова своего не держишь. Нехорошо это, не по-мужски. Я же говорил: не мешай, а ты с легавыми листовки расклеил... Ах, не ты клеил? Ну, так вот, Хачик, Лия у меня. А бумаги теперь ищи сам, раз меня поставил вне закона... Нет, ты! Ты же меня ментам сдал... Бабки? Это хорошо – бабки, но ведь опять надуешь. Ладно, я подумаю.
– Он за меня деньги предлагал? – спросила Лия, когда Каракуль взгромоздил на плечи пулемет и зашагал по дороге.
– За бумаги Алекса. Тебя, если ты ему попадешься, просто убьет. Думаю, и меня прикончит, когда доставлю ему папку. Знаешь, сколько обещал? Триста «зелени». Тысяч!
– Но у меня нет папки! – В голосе Лии послышалось отчаяние и недоверие, она даже отстала.
– Я знаю, – повернулся к ней Каракуль. – Но бумаги надо достать. Лия, не смотри на меня так. Помни, что было ночью, это главнее. Неужели ты мне и сейчас не доверяешь?
– Доверяю, – с сомнением произнесла она. – Но зачем тебе эти проклятые бумаги?
– Пойми, меня разыскивает милиция. Тебя тоже. Мы убежим, а за нами хвост потянется, розыск объявят по стране. Мы не сможем жить спокойно. На мне уже четыре трупа и побег из ментовки. Так вот, я хочу с этим дерьмом рассчитаться раз и навсегда, поняла? Я не хочу прятаться. В тех бумагах наши жизни.
– Как ты рассчитаешься? Их так много, – пессимистично вздохнула она.
– Подумаем. Да не бойся ты, – и неожиданно для себя обнял ее за плечи. Лия не стряхнула руку, как делала это раньше, наоборот, слегка прильнула к Каракулю, подстраиваясь под его шаг. – Не бойся, Лия, выплывем, как из бассейна в подвале.
– Я слышала, как Тимошенко и Адам в охотничьем доме договаривались против Хачика. Эти тоже хотят найти бумаги, думают, они у меня. Я подтвердила, надеялась, что не тронут меня из-за них. А они говорили, что убьют меня, когда я отдам бумаги. Нас теперь будут все искать, все. Захар, ты хоть веришь, что мы выберемся?
Он давно, сколько жил здесь, не слышал своего имени. Да и сам лишь недавно вспомнил, что он Захар Быкин, человек, а не овца с кличкой Каракуль. Еще подумал, что жизнь только начинается, и он не даст ей закончиться на самом интересном месте. Каракуль задержался на дороге, сжимая Лию за плечи, задумчиво сказал:
– Так ведь нельзя не верить. Но смотря во что. Однажды к нам в часть прибыло подкрепление, и был там парень двадцати одного года. Как-то не
Он заглянул в ее красивое лицо, притягивающее настолько, что тут же отстранил Лию, скрипнув зубами.
– Тебе плохо? – беспокойно спросила она.
– Еще бы! – буркнул он, поднимаясь в гору.
– Давай перевяжу рану.
– Потом. Поспешим, а то смеркается.
Антошка обрадовался не столько их появлению, сколько картошке и хлебу. Отломив горбушку, принялся грызть ее с блаженством, словно ел пирожное. Пока картошка пеклась в золе, Лия обработала Каракулю рану йодом, перевязала бинтом, смазала многочисленные ссадины на своем теле. Поужинав, улеглись в джипе. На этот раз и Радж предпочел залезть в машину, потеснив людей. Каракуль не спал долго, все думал, как и с чего начинать действовать. Первое – это обеспечить пути отступления.
– Дайте закурить, – попросила Инна.
Артем протянул пачку, Руслан поднес зажигалку. Пребывание в СИЗО отразилось на ней самым печальным образом. Лицо осунулось, без косметики вообще выглядело блеклым, под глазами обозначились мешки, а волосы, потеряв форму без ухода, неопрятно повисли, расползлись отдельными прядями по плечам и потускнели. Подавленный вид тронет кого угодно, только не товарищей из органов. Артем приступил к допросу:
– Вы добивались встречи. Что хотите нам сообщить?
Инна не сразу ответила, курила, рассеянно глядя перед собой, видимо, подбирала слова, чтобы не наговорить лишнего. Но вот подняла глаза на Артема:
– Я не могу больше находиться в тюрьме.
– Это пока не тюрьма, а следственный изолятор, – сказал он. – К вашему сожалению, мы не можем вас отпустить. Причины вы знаете.
– Но я не убивала Алекса. Не забирала ничего из сейфа. Я здесь не была два года.
– Охотно верю. Но все против вас. Вы единственная, кто знает, где сейф. А из сейфа пропали документы в день похорон Алекса. Вы одна из немногих, кто знает, что в этих бумагах. Из-за них начались проблемы не только у вас. Наконец, у вас нет алиби.
– Я понимаю. И действительно не могу доказать, что не отлучалась из дома восемнадцатого апреля. Но и вы поймите, моя мама в больнице. Ее скоро выписывают, кто ее привезет домой? Ей нужна помощь. Насчет меня вы заблуждаетесь, я не имею никакого отношения к тому, что произошло, – и расплакалась.
Руслан поднялся, прошелся по кабинету и встал у Инны за спиной, подавая знаки Артему. Одним выражением лица следователь показал: не понимаю. Тогда Руслан вторично сложил по два пальца обеих рук крест-накрест, образовав окно, затем изобразил крест руками, а потом потер пальцами, как это делает Булькатый. Артем догадался, что нужно предложить Инне.