Пояс жизни
Шрифт:
«Вот! — Денни Уилкинс даже привстал со своего места. — Вот последний шанс на спасение! Он может отказаться лететь и выйти из звездолета…» Он протянул руку к клавишу, но не тронул его… Лучше подождать, когда кто-нибудь откажется от полета первым. Его отказ прозвучит тогда естественнее, — а выходить из игры нужно осторожно, очень осторожно…
Через
«Что он скажет?» Он должен спастись, бросить всех, потому что все они полетят с Батыгиным, и бежать… «Бросить всех, бросить всех», — несколько раз мысленно повторил Денни Уилкинс, с удивлением чувствуя, что ему трудно расстаться с ними, что ему будет одиноко без них, хотя он же готовит им гибель… Впрочем, мина выключена… Значит, он хозяин положения…
Денни Уилкинс медленно поднял руку и нажал на клавиш.
— Согласен участвовать в полете, — сказал он.
— Кто это говорит? — спросил Батыгин.
— Крестовин…
Когда закончился опрос, Батыгин сказал только одно слово:
— Спасибо.
А потом прозвучала команда:
— Приготовиться к старту!
… Никто не почувствовал толчка, но огромная тяжесть, вызванная быстрым ускорением, придавила людей к лежакам. Полет начался…
5
Через несколько дней жизнь экипажа звездолета вошла в норму. Все постепенно стали привыкать к необычному состоянию полувзвешенности в воздухе, когда все сложившиеся у людей представления о тяжести, расстоянии, энергии вдруг утратили прежнее значение: специальная аппаратура не могла создать в звездолете такую же силу тяжести, как на Земле.
Три раза в день весь экипаж собирался в кают-компании звездолета на завтрак, обед и ужин, а каждый вечер старший пилот, старший техник и руководители групп заходили к Батыгину докладывать о событиях минувшего дня. Батыгин чувствовал себя великолепно и неутомимо расхаживал по звездолету, заглядывал в служебные помещения, в каюты.
Звездолет летел навстречу Солнцу, и это затрудняло наблюдение за Венерой. Но Землю было видно отлично. В один из первых дней после вылета, когда звездолет удалился от Земли на добрый миллион километров, Батыгин пригласил к себе Виктора.
Как и московская квартира, каюта Батыгина была обставлена экономно и просто — подвесная жесткая койка, привинченный вертящийся стул, небольшой стол, сидя за которым можно было и писать и вести наблюдения в телескоп; сигнальный пульт связывал Батыгина со всеми важнейшими секциями звездолета… Осматриваясь в каюте, Виктор впервые подумал, как хорошо соответствует характерное для эпохи освобождение от власти вещей, привычка пользоваться лишь самым необходимым тем условиям, в которые попадают космические путешественники — знаменосцы своего времени.
И только цветы, зеленые растения — их много было и в каюте Батыгина, и в служебных, и в жилых помещениях звездолета — смягчали суровость обстановки, радовали
— Полюбуйся, — сказал Батыгин Виктору. — Земля…
Виктор приник к телескопу и увидел Землю — большой диск в причудливых узорах из беловатых и темных полос, и неподалеку от него — другой диск, поменьше. Виктор сначала не поверил, что это Земля: он надеялся увидеть нечто вроде глобуса с хорошо знакомыми очертаниями материков и не узнал родную планету. Он оглянулся, ища разъяснения у Батыгина, но тотчас сам сообразил, что Земля прикрыта облаками. Всмотревшись внимательнее, он понял, что темные полосы — это и есть материки, просвечивающие сквозь голубоватую дымку атмосферы. Облака все время меняли очертания, и вдруг, в разрыве между ними, ярко загорелась золотая искра.
— Что это? — удивился Виктор.
Батыгин заглянул в телескоп и улыбнулся.
— Солнце.
Виктор не понимал.
— Ну да — Солнце, отраженное в океане. Если бы на Марсе были моря, то такую же золотую искру мы увидели бы на поверхности его диска в телескопы. Но ее нет, и поэтому ученые давно заключили, что на Марсе отсутствуют сколько-нибудь значительные открытые водоемы, а марсианские «моря» — это лишь более темные участки суши. Совсем недавно мы убедились в справедливости этого заключения, «проехав» на звездоходе по одному из «морей».
Батыгин закрыл телескоп.
— Ровно в три часа состоится общее собрание участников экспедиции. Я расскажу о целях экспедиции.
Все, кто мог оставить свои рабочие места, собрались к трем часам в кают-компании.
— Мы летим на Венеру, товарищи, — без всяких предисловий сказал Батыгин. — Судя по всему, жизнь там только-только начала суровую борьбу за существование. Мы поддержим эту неокрепшую жизнь и создадим новый форпост жизни во вселенной. Как видите, задача и простая и очень сложная. Мы завезем на Венеру земную растительность, и она преобразует планету, сделает ее такой же пригодной для обитания людей, как пригодна сейчас Земля. Просто?
— Просто, — ответил за всех Денни Уилкинс; он ожидал чего угодно, но не этого и теперь был поражен до глубины души. — Почему же вы нам сразу, еще на Земле, не сказали о цели экспедиции?
— Разумный вопрос, и я отвечу на него. Но не сейчас. Немножко погодя. Прежде всего разберемся в другом — не авантюра ли это?..
— Мы верим вам! — сказал за всех Виктор.
— Конечно верим! — поддержали его.
Но Батыгин движением руки потребовал тишины.
— Мне мало, что вы верите в добросовестность своего начальника. Я хочу, чтобы вы «заболели» этой идеей, чтобы она стала дорога вам так же, как дорога мне, чтобы каждый из вас посвятил ей всю свою жизнь! Вот чего я хочу. И поэтому я должен перед вами оправдаться. Даже если мы возьмем это слово в кавычки — все равно оправдаться.