Появление Сесса
Шрифт:
Эти головные уборы породили в округе несколько интересных теорий — особенно с тех пор, как мисс Уэллингтон для пущего правдоподобия завела манеру открывать заднюю дверь и через нерегулярные интервалы выкрикивать: «Фрэ-энк!» в сторону сада. Вслед за чем, по утверждению некоторых наблюдателей, она тихонько кралась вдоль изгороди, отделявшей ее участок от бэннетовского, под покровом сумерек, держа над головой палку с одной из шляп. Фред Ферри, естественно, клялся, что видел вполне живого мужчину.
— И что ни вечер, то нового, — расписывал он, опираясь на многочисленность шляп.
Хотя никто ему не верил, слухи росли и ширились, а потому было приятно узнать, что эту свою маленькую фантазию она исчерпала. То есть нам хотелось думать, что
К открытию, что Бэннеты были, по ее выражению, «такие же, как мы», ее через несколько недель привела тревога из-за того, что вопреки деревенскому этикету она не нанесла им визита. Как, впрочем, и почти все остальные. Во-первых, оба они работали и до вечера отсутствовали, а во-вторых, теперь этот обычай почти забыт, и в-третьих, они, бесспорно, казались странноватыми. Что касается нас, последнее, скорее, выглядело причиной для визита, поскольку мы сами слывем странными, но мы были заняты приготовлениями к поездке в Канаду… Как бы то ни было, она дотревожилась до обычного состояния ожидания кары от Всевышнего, если она тут же не сделает того, что должна была сделать. И вот мисс Уэллингтон как-то вечером робко постучала в дверь Бэннетов, держа бутылку своего бузинного вина. Лиз пригласила ее войти, и, когда она увидела шесть черепах, которые, расположившись полукругом, грелись у камина Бэннетов, ее сомнения, сказала она нам с глубочайшей серьезностью, сразу же рассеялись.
Конечно, сомнения большинства людей только укрепились бы, тем более что каждая черепаха помещалась в отдельном шлепанце. Но к мисс Уэллингтон это не относилось.
— Милый мальчик с детства обожал черепах, — сообщила она нам в полном восторге. — В детском садике у них жила черепаха в песочнице, и за ней плохо ухаживали, так он еще тогда добился, чтобы ее отдали ему, и стал о ней заботиться. А милая девочка сажает их в шлепанцы, потому что пол каменный. Они забирают их на ночь из вольеры, потому что двое из них простужены… И эти милые дети каждый вечер топят камин, чтобы черепахи не мерзли.
И еще (для точности) потому, что неуемно радовались настоящему камину у себя в гостиной: им нравилось смотреть на горящие поленья. До зимы было еще долго, и черепахи служили прекрасным предлогом, хотя, без сомнения, им нравилось тепло. В свой срок их увидели и мы. Веер из шести шлепанцев перед камином, в двух уже спят две маленькие черепашки, а четыре большие упрямо карабкаются друг на друга, вытягивая шеи навстречу волнам жара, наверное напоминавшего им карибское солнце, а Лиз тем временем подогревала молоко для простуженной пары.
Добавьте к этому, что Бэннетам не только понравилось бузинное вино, но они занялись приготовлением собственного… Теперь все свободное от черепах место перед камином занимали булькающие галлонные банки и две оплетенные бутыли. Мисс Уэллингтон была наверху блаженства. Тим с его бородой, сообщила она нам, выглядит совсем как ее отец на фотографии в ее спальне, где он снят молодым… а я заметила, что красные флорентийские бусы, которые носит Лиз, точь-в-точь такие же, как ее собственные, пусть они и голубые? Да, я заметила. Как заметила сходство их платьев с неясными цветочными узорами с той лишь разницей, что у мисс Уэллингтон они были подлинными двадцатых годов, а Лиз довольствовалась модными копиями. Они могли бы сойти за мать и дочь… а вернее, за племянницу и чудаковатую тетушку. Корабль мисс Уэллингтон наконец-то прибыл в тихую гавань. Теперь она могла изливать свои заботы на пару птенчиков.
Как и мы. Только у нас их было четыре. Они все еще безмятежно занимали наш гараж вместе с родителями, и не было никаких признаков, что они собираются его покинуть, а до нашего отъезда оставалось две недели. Створка гаражных ворот все еще прислонялась к сливе — объект предположений старика Адамса и его приятелей… Хотя, честно говоря, к этому времени на нас свалилось столько бед, что гараж без створки был сущим пустяком.
Начало им за четыре недели до нашего отъезда положила Шебалу, заболев
Ничего страшного, заявил он, осмотрев ее. Учитывая жару, он готов побиться об заклад, что она либо ловила мух и глотала их, либо съела что-то, засиженное мухами. На всякий случай он сделает ей инъекцию, но это просто временное расстройство желудка. Если это все-таки что-то заразное, то Сили нам это продемонстрирует очень скоро, добавил он ободряюще. Недели не пройдет.
Четвертая неделя до отъезда ушла на это: наблюдать за Шебалу, еле удерживаться от вопля радости, когда она наконец томно обнюхала мой палец, смазанный пастой из лосося… понюхала еще раз, принялась с энтузиазмом его облизывать. А тогда переключиться на Сили, ведь речь все-таки могла идти об инфекции, которую Шебалу перенесла легко. В любой момент Сили теперь мог отказаться от еды.
Но не отказался. Если не считать легких заминок, когда он обнаруживал, что, стоит ему направиться к миске, и я оказываюсь рядом. Зачем я веду Себя Так? — снова и снова негодовал он. Неужели я не знаю, что Это ему Мешает? Неужели он не может наслаждаться рубленым сердцем в Уединении?
К этому времени до отъезда оставалось три недели, и тут тетушка Этель, тетя Чарльза, объявила, что умирает. Ничего необычного. Всякий раз на протяжении последних двадцати лет, когда кто-то в семье собирался уехать отдохнуть, она непременно решала, что умирает. Хотя обычно не звонила в половине девятого утра и не просила слабеющим голосом дать трубку Чарльзу словно на последнем вздохе.
В панике я кинулась за ним и с трепетом ждала, пока он говорил с ней.
— Тетя, вставьте зубы, — сказал он почти сразу же. (Так вот чем объяснялся этот умирающий старческий голос!) — Нет, вы говорите не с ангелом. Наденьте слуховой аппарат. Нет-нет, иначе я слышал бы потрескивание. Наденьте его. НЕМЕДЛЕННО!
Все было хорошо, как подтвердилось, когда удалось восстановить более или менее нормальный способ общения. Чарльз сказал, что сейчас же позвонит ее доктору, а она дрожащим голосом возразила, что уже поздно. При самом легком недомогании она сама тут же ему звонила, не рискуя прибегать к посредникам. Тем не менее Чарльз позвонил врачу и услышал, что она, вероятнее всего, доживет до ста, а вот он, доктор Картрайт, скончается много раньше, — на этой неделе тетушка Этель уже дважды звонила ему в шесть утра, спрашивая, стоит ли ей за завтраком поесть пшеничных хлопьев или нет.
Вот так прошла третья неделя до отъезда, а когда их осталось две, тут-то все и началось.
Мы уже несколько месяцев пытались арендовать в Канаде туристский автофургон — такой, в котором есть емкость для запаса питьевой воды, и холодильник, и раскладная постель над водительской кабиной. Но до этих пор все фирмы, с которыми мы связывались, либо уже сдали все автофургоны на весь сезон, либо у них оставались только «люксы», которые сдавались за соответствующую цену. И тут внезапно пришла телеграмма с предложением небольшого автофургона «мазда» на четыре места фирмы в Эдмонтоне, куда у нас были авиабилеты, и — просто чудо в это время года — свободного с середины июля по сентябрь.