Поймать Бевиса Броза
Шрифт:
– Ох, вот как?
– Директриса кашлянула. – Говорите, Иветте понравилась настольная лампа?
Когда с чеком в ридикюле и с настольной лампой под мышкой я выходила из кабинета,то Ленар, изучавший позавчерашний газетный лист, поднялся с дивана. Вопросительный взгляд сначала остановился на медной ножке от лампы в моих руках, а потом на плафоне, кoторый тащила довольная, как сытый котенок, Иветта. Директриса, увязавшаяся нас провожать, видимо,из страха, что разбойницы Вермонт утащат еще какой-нибудь крайне важный предмет мебели, например, стул из приемной, нервно улыбнулась:
– Счастливо добраться до западных
Секунду спустя, она закрылась в кабинете и провернула ключ в замке.
– Она отказалась со мной знакомиться?
– Она боится законников, – пожала я плечами.
– Удивительное дело, – иронично хмыкнул он.
– Настольные лампы отжимают благородные девицы, а за что-то боятся законников.
В задумчивом молчании мы ехали по озаренным фонарным светом улицам Аскорда. Я подумывала о том, чтобы снять комнату в недорогом постоялом дворе, где жила, пока шли судебные слушанья, но неожиданно возница привез нас на узкую тихую улочку с домами из красного кирпича и высокими крылечками. Район был престижный, почти центр города. Гостиницы здесь стоили дорого,и были мне не по карману.
– Где это мы? – заволновалась я. Иветта, дремавшая в обнимку с лампой, пробудилась и с любопытством поглядела в окно.
– На постоялом дворе, - спокойно объявил Ленар.
– Две свободные спальни, горячая вода в любое время суток и ужин. Моя повариха отлично готовит.
Если он думал, что из ложной скромности я откажусь от бесплатного постоя и домашней еды, то сильно заблуждался. Я кивнула сестре, чтобы та не таращилась, а поскорее выбиралась из кареты, пока глупый хозяин особняка не передумал и не отправил нас в какой-нибудь гостиный двор. Откровенно сказать, на его месте я бы насторожилась еще в ту минуту, когда мы с Иветтой вынесли из директорского кабинета светильник. Но, видимо, у Ленара в хозяйстве было предостаточно ламп, может, даже имелись лишние…
Дом законника оказался таким, как я его и представляла: строгим, почти пустым и с гуляющим эхом. Чувствовалось, что жилье приобрели недавно и исключительно ради статуса.
– Ты здесь бываешь?
– усмехнулась я, разглядывая холл, где стояла только вешалка с зонтами да закрытый обувной шкаф.
– В основном ночую, - подтвердил мою догадку Ленар.
Потом началась суета. Принесли дорожный сундук Иветты, куда в пансионе абы как упаковали вещи. Экономка и повариха в одном лице, добрая полнотелая женщина, накрывала на стол. Ужинали мы вяло, младшая сестра, не привыкшая к ночным бдениям, клевала носом прямо над тарелкой. В итоге подперев щеку кулаком, задремала и проснулась, когда выронила вилку. Девочка была тут же отправлена спать, а когда я поднялась, то обнаружила, что она бухнулась поперек кровати прямо в одежде и башмаках. Стянув с Иви пыльную обувь, я потушила магический камень и, прикрыв за собой дверь, тихонечко вышла из комнаты.
В узком коридоре, привалившись спиной к стене, стоял Кристоф.
– Составишь мне компанию? – тихо спросил он.
– Все равно спать ещё рано, - согласилась я, и мы оба сделали вид, что время не перевалило за полночь.
Кабинет хозяина находился тут же, на втором этаже. В отличие от гостевой спальни, он выглядел обжитым. На столе лежали бумаги, письменный набор с ополовиненной чернильницей. Свeт горел приглушенный,только чтобы немного
– Что-нибудь выпьешь? – спросил Кристоф, звеня хрустальным графином и стаканами.
– Виски, – отозвалась я, а кoгда за спиной воцарилась странная тишина,то оглянулась: - Что за выражение на лице? Выпивать меня учил призрак деда Вермонта, а тот при жизни ничего кроме виски не пил.
– Сколько тебе было лет?
– Обычно в это время девочки пpобуют безалкогольный пунш и хмелеют, - хмыкнула я.
Веселые были деньки. Отeц пришел в ярость и попытался дедушкин дух заключить в амулет, а потом мстительно утопить в ручье. Топиться дух отказывался, так что папа проводил какой-то зубодробительный ритуал на кладбище Эсхоль. Чуть было склеп не разнес, но предка, обучавшего девочку неподобающим благородным девицам вещам, все-таки упокоил.
– Какое любопытное семейство, – с явным неодобрением пробормoтал Ленар и протянул мне стакан с тонюсенькой полоской виски. – Как тебе дом?
– Красивый, – согласилась я, - и очень пустой.
– А кабинет?
– Удобный, – кивнула я. – Наверное, в нем хорошо работается и улица тихая. Никто не галдит, не шумит. ще мне нравится кожаный диван.
Вообще, конечно, про диван я упомянула зря, в голове немедленно закрутились сцены из книг с участием этого предмета мебели.
– Как поживает твоя подруга?
– спросил Ленар, подходя чуточку ближе.
– Готовится к экзаменам.
– А лицо у поэта зажило? Забыл его имя?
– Тео собирается жениться на Диаре Арно…
В следующий момент Кристоф подался вперед и прижался губами к моему приоткрытому рту. На секунду он замер, словно ожидая, что благородная девица вмажет ему по лицу залятьем глажки и тогда придется красоваться с женской пятерней на физиономии. Наивный, мало что столичный законник! Мы целовались упоительно и со вкусом. Я чувствовала жадные губы, жаркое тело, стонала от уверенных, смелых ласк. Мы налетели на стол, свалили бумаги, разбили стаканы с виски.
Когда стало ясно, что на столе заниматься страстными глупостями не очень-то удобно, то Ленар подхватил меня на руки и толкнул ногой внутреннюю дверь. (Именно так, как я описывала в романах).
– У тебя кабинет смежый со спальней? – пробормотала я между поцелуями, пока мы добирались до высокой огромной кровати.
– Очень предусмотрительно.
– Это был омплимент? – сыронизировал он.
– Констатация факта, – прошeптала я, впиваясь в его губы поцелуем.
После любви, усталые и разморенные, мы тихо лежали в темноте. Кристоф пальцем рисовал на моей голой спине узоры. За окном светлело, день начинался с грязноватых сумерек. На первом этаже гулкого дома забили напольные чaсы.
– Почему молчишь?
– тихо просил Ленар.
– Мне ужасно стыдно, - призналась я.
В cледующее мгновение Кристоф стремительно развернулся и я оказалась придавленной к кровати.
– Я сделал что-то… - с тревогой заглядывая мне в лицо, прошептал он.
– Да нет, дурашка, - фыркнула я, мягко погладив его по подбородку с пробившейся щетиной.
– Я поняла, что неправильно описывала эротику! Это же какой стыд! У Бевиса Броза три четверти описаний – это самое дело, а оно неправильно подано. Не зря говорят, что личный опыт – основа хорошего романа... Что ты делаешь?