Поймать тишину
Шрифт:
– Вадим Викторович, поясните человеку, пожалуйста.
Тот снова встал. Слегка ухмыльнувшись, рассуждая, обратился к секретарше:
– Уважаемая, уже пояснял, что ваш СПК целиком войдёт в состав «Агро-Холдинга». Будет как отделение. А что в отделении – руководители не нужны? Нужны! Будем смотреть: как и что. Но костяк останется в любом случае.
«О, – подумала Ускова, – я же и есть костяк! Двадцать шесть лет в секретаршах – не шутки! Трёх председателей пересидела!»
– Ясно, я-я-ясно, – довольная ответом, потянула она вслух и плюхнулась в мягкое клубное
Глава администрации – крепкий, широкоплечий Иван Михайлович Пустовалов – для порядка спросил о «социалке». Чтоб люди видели и знали, как он о них заботится. На самом деле ответы ему были известны. С кем надо разговор давным-давно состоялся.
Вадим, пытаясь унять нервное волнение, вежливо ответил:
– Конечно, поможем! Там, куда пришло наше хозяйство, жители уже ощутили реальную помощь.
– Песок на кладбище к Пасхе завезите!
– У нас на улице дорога – не пройти, ни проехать. Щебня бы в ямы!
– Речку чистить надо! Выделите бульдозер! – накинуло выкриками из зала.
– Итак, – нетерпеливо заегозился председатель. Надоело переливать из пустого в порожнее. Он тоже знал, что всё уже решено. – Кто за то, чтобы СПК вступил в «Агро-Холдинг»? Прошу голосовать!
Лес рук! Никто, почти никто толком не думал о том, что будет дальше и к чему приведёт это вступление. Измученные тяжёлой работой, безденежьем, серой безнадёгой рабочие готовы были вступить хоть к чертям в ад, лишь бы получить хоть небольшое послабление, хилую ржавую затрапезную копейку. Делай с такими что хочешь! Почва была подготовлена очень грамотно и хитро!
– Кто против? – от распиравшей за себя гордости громко спросил председатель. – Нет таких. Принято единогласно!
Всё! Остальное было формальностью.
Когда выходили из зала, Евдокия Мелешкина в сутолоке остановилась у большого окна, что-то удивлённо разглядывая за замызганным стеклом.
– Не скотину заприметила? – пошутил кто-то из рядом проходивших механизаторов.
– Дурачок! – довольная результатами собрания, беззлобно ответила учётчица. – Муха за стеклом ожила! Ползает вон, смотри! Февраль месяц! – И потянувшись к выходу, радостно пробубнила: – Знак хороший! Может, и наш колхоз оживёт, как та муха?
Всё видевший и слышавший Иван Сигайлов на мгновение с любопытством задержался у того же окна. Покачав головой и безнадёжно махнув рукой, кособочась, тронулся на выход, недовольно пришёптывая:
– Баба и есть баба! Хоть бы присмотрелась! Одна живая еле ползает, а штук сто ноги в гору задрали… Дохлые!
Выйдя на крылечко ДК, мужики снова скучковались для того, чтобы перед уходом по домам перекурить, обсудить свершившееся.
Алексей Первухин, Витя Конопатый и Юрий решили сообразить на троих. Повеселевшие, много смеялись, шутили, надеялись на то, что теперь-то жизнь обязательно наладится. И должна наладиться!
Расходились недружно. То одному надоест стоять, то другому. Иные сбивались в пары, тройки, по-соседски, уходили с прощаниями, шумно.
Один только Венеамин – бывший стропальщик, повернувшись, молча отвалил от бесполезно чесавших языки мужиков. Он уже третий год не
– С каким трудом и через какую кровь всё сотворилось! А рассыпалось беззвучно, бесшумно, будто само по себе… Правильно. Главное, создать предпосылки!
Глава 6
Всякий нормальный человек встречает очередной день с какой-либо целью. Она может быть большой или маленькой, но в принципе – для ныне живущего – она обязана быть вообще. Лишь тогда он двигается и существует. Независимо от того, покормить ли это скотину на базах или заключить миллионную сделку: в первом, и во втором случае необходимо совершить хоть какое-то действие.
Беда заключалась в том, что я больше не видел перед собой никакой цели – ни маленькой, ни большой.
Многие из вас скажут: «Да это мертвец». И окажутся правы! Потому что тот, кому не нужно и не хочется совершать абсолютно никаких действий, тот смело может считаться живым трупом.
Иные же скажут: «Слабак». Эти тоже будут близки к истине. Мы совершенно не знаем и никогда не узнаем, для чего даётся нам жизнь. Но как не имеем морального, духовного права лишаться её добровольно, так же нет у нас полномочий засушить, истребить пассивностью то, что дано свыше.
Найдутся ещё и третьи, которых в нашей бескрайней стране, наверное, больше, чем во всякой другой. Так вот они, узнав о моём состоянии, с сожалением подумают: «Эх, заблудился мужик!» Они всегда так думают, жалеют, если тебе плохо. Но боже упаси обрести твёрдую под ногами опору; боже упаси зажить распрекрасно и припеваючи – эти же самые люди станут ненавидеть тебя лютой ненавистью и злобно шипеть вслед, словно разъярённые ядовитые змеи. Отчасти из-за них я и попал в то ужасное положение, о котором рассказываю. Впрочем, сам не мог определить, ужасное оно или напротив. Под разными углами, через всевозможные микроскопы рассматривал я своё прошлое и настоящее, но как ни силился, а не мог увидеть хотя бы слабенькую тень будущего.
Однако, как всякий верующий человек (а таковым считал себя с детства), я не смел покончить жизнь самоубийством. Не скажу, что даже не мыслил об этом. Искушение было громадным. Всякий день боролся я с лукавыми кознями Сатаны. И это ещё больше подрывало и без того слабенькие силы. Хотя я твёрдо решил, что со мной не совладать, но его настойчивое нашёптывание пагубно действовало на натянутые, как струна, нервы.
Уныние – также является смертным грехом. И вот тут ничего невозможно поделать. Это было сильнее меня! Всё, что оставалось, – так это перед очередным сном печально взглянуть в выбеленный угол комнаты, туда, где висел строгий образ Христа, и тут же, виновато отведя взгляд, подумать: «Прости».