Поймать ветер

Алесько С.

— Перчик, прекрати петушиться, — сказала примирительно, видно, тоже просчитала все ходы. — Стоит мне слово сказать, и древлянин оставит тебя и без того, и без другого.

Она притворяется, что и впрямь может меня вот так запросто выдать, я старательно прикидываюсь, что испугался. Опять играем… Флокса умна, за что ее и уважаю, хотя знаю, что она баба прожженная и любого продаст с потрохами, если это ничем не грозит, да еще и сулит выгоду.

— А с Малинкой что сделаешь? — спрашиваю

с наигранным беспокойством, на самом деле просто любопытствую.

— Для начала отдам позабавиться Усику, чтоб он пилить меня перестал, а после — камень на шею — и в море. Когда еще ее найдут, если найдут… И, заметь, грех будет не мой, а твой. Ты обещал помочь с девкой, а сам надуть пытаешься. Стыдно, Перчик. Мы с тобой не первый год друг друга знаем.

— О чем ты? Как я тебя надуваю? — уставился на нее с выражением оскорбленной невинности.

— Есть у меня подозрение, что Малинка твоя вовсе не была девственна, когда попала сюда, — Флокса глядела с нехорошим прищуром. В сыске б тебе работать, орлица остроокая. — Вы быстро спелись, теперь прохлаждаетесь за мой счет, а потом заявите, что жить друг без друга не можете и потребуете вас отпустить.

— Даже если так, ты избавишься от девчонки. Чем плохо?

— Не люблю, когда меня имеют без спросу, дорогуша. Самое большее, что могу тебе дать, это еще пять дней. Молись, чтоб древлянин к этому времени убрался из Ракушника.

— Пять дней! При том, что он распробовал твоих девочек? Флокса, пощади, дай десять!

— Девять, — отрезала женщина. — И так получится целых две недели. И больше никаких лакомств. Каша, хлеб, суп, вода. Все! Скажи спасибо, что не требую платы за купальню и постель.

— Идет, — согласился я. В конце концов, не так все плохо. Безопасно, сытно, чисто. Малинка, наверное, будет ворчать из-за простой еды, но я сумею улучшить ей настроение. — Хлеб только пшеничный давай, не ржаной. И не ломтями, а рогалики. Малинка их так ест — залюбуешься…

Вид у меня при этих словах, верно, был дурацкий, потому что Флокса ничего не сказала, плюнула и вышла. Дверь запирать не стала, я укутался с головой в простыню и поспешил в купальню.

Девчонка, как ни странно, совсем не огорчилась из-за отсутствия лакомств.

— Теперь могу завтракать спокойно, — ухмыльнулась, лопая рогалик. — А то все боялась, что опять меня медом измажешь. Не терплю этот мерзкий запах приторной лаванды.

— А мне он стал еще больше по нраву, — заверил я сладенькую. — Хотя сама ты пахнешь куда приятнее.

— Трепло ты, Перчик, — хихикнула, а глаза скользнули мне ниже пояса. Вот ненасытная! Мы полночи не спали, и с утра, еще толком глаза не продрав, друг друга приласкали. Нет, я не жалуюсь, наоборот. Можно сказать, мечта сбылась… Жаль, Флокса быстро нас раскусила.

Малинка

обрадовалась предстоящему скорому отбытию. Как ни нравились ей постельные занятия, жизнь в веселом доме, видно, все же напрягала. Поэтому, когда мы, наконец, вышли на улицу, жмурясь от яркого утреннего солнца, сладенькая даже напевала что-то под нос.

Флокса дала ей простенькое платье из тех, какие в Ракушнике носят приличные девушки среднего достатка, не забыла обувку да кой-какие женские мелочи. Видно, побаивалась, что девчонка все же попробует обратиться за помощью к властям.

— Я слышала, древлянин пару дней как съехал из "Пера павлина", — сказала хозяйка на прощание. — Но ты все же поторопись найти подходящий корабль, Перчик.

— Спасибо за заботу, Флокса. Мне в вашем расчудесном городке уже и самому надоело.

Малинка, стоя рядом, успешно делала вид, что хозяйки заведения вообще не существует на свете. Меня изрядно веселило важное, прямо-таки царственное выражение лица сладенькой, учитывая, что я прекрасно помнил все ее милые выходки в постели, совершенно не вязавшиеся с образом добронравной девицы белой кости.

Горбунья, когда мы зашли к ней перед уходом, видно подумала о чем-то подобном.

— Ох, Перчик, зря ты с ней связался, — заявила она, ничуть не смущаясь Малинки. — Стоит твоей красотке добраться до своих, и она начнет точно также смотреть сквозь тебя, как сейчас глядит сквозь нас, грешных.

— Да я на ней жениться не мечтаю, — усмехнулся я, краем глаза замечая, что девчонка чуть нахмурилась. — У нас сделка, Машуля. Я без малинкиного взгляда не зачахну, как цветок без весеннего солнышка.

— Очень на это надеюсь. И желаю получить от сделки только то, на что ты рассчитываешь.

Я рассмеялся, наклонился к подружке и зашептал ей на ухо:

— Не беспокойся, Машуля. Таким, как я, не страшны никакие хорошенькие мордашки, пусть кость у них будет хоть золотая.

Горбунья неумело приложилась губами где-то между моими щекой и шеей, и оттолкнула от себя.

— Помяну тебя Небесной Хозяйке, Перчик. Говорят, она заботится о слабоумных.

Я хмыкнул и, осторожно подталкивая будто нарочно медлившую Малинку, вышел в узкий вонючий проулок, из которого и попал в "Теплую норку" две недели назад.

Оказавшись на улице, девчонка расхохоталась.

— Уверена, ты кончишь тем, что женишься на этой Машке! — еле выговорила сквозь смех. — Если детишки унаследуют твою внешность и ее ум, будет не так уж плохо.

— В жизни обычно происходит наоборот, — подхватил я. — Придется оставаться холостым, дабы не плодить горбатых дурачков.