Поющие камни

Жемайтис Сергей Георгиевич

Троня подождал, пока дедушка опорожнит лейку, взял ее и побежал за водой к электростанции. Пока внук заканчивал поливку, Степан Харитонович вытащил из подшкиперской брезент и веревки для просушки.

— Дедушка, ты обещал мне кончик, — сказал Троня, впившись глазами в моток линя.

— Все концы порастаскал. Много надо-то?

— Метров тридцать.

— Что?

— Ну, двадцать. — Троня, зная скупость деда, просил с запросом.

Поладили они на десяти метрах. Дед отмерил линь деревянным метром и

с сожалением отрезал своим складным ножом.

Управившись с поливкой, дедушка с внуком отправились купаться. Купались они каждое утро в любую погоду, нарушали это правило только во время ураганов, довольно редких в этих широтах, когда ветер сдувает камни с тропы и ни одна птица, кроме буревестников, не осмеливается подняться в воздух.

Дворик окружала невысокая стена из камней. В ней была калитка, сколоченная из остатков палубы какого-то злосчастного корабля, выброшенных на берег океанской волной. К морю вела еле заметная тропинка. У человека, впервые ступившего на эту тропинку, захватило бы дух при взгляде на пропасть под ногами, они же спускались с одного выступа на другой, как по лестнице многоэтажного дома.

— Поди, уж кижуч пошел, — сказал дедушка.

Его слова, сказанные самым обыкновенным тоном, внук воспринял как выговор. Он знал, что дедушка сейчас подумал:

«Совсем забегался со своим дружком, хоть самому идти рыбачить».

— Ладно! Мы с Костей тебе хоть тысячу кижучей наловим. К обеду будет.

— Куда нам столько?

— Дедушка, смотри, кашалот!

Далеко в океане блеснула и скрылась серая спина кашалота.

— Кормиться к нам пришли.

— Дедушка, а тебе случалось с кашалотом встречаться под водой?

— Не видать бы тогда тебе деда. Встреча эта не такая уж веселая. Да он не обращает внимания на нашего брата водолаза. С морским котом случалось, с осьминогом тоже. Осьминог, правда, небольшой попадался, детеныш. Кот же раз чуть на тот свет не отправил.

Дедушка начал рассказывать, как он участвовал в подъеме затонувшего транспорта «Невада», вспомнил день и час начала работ, назвал по именам всех товарищей-водолазов, с которыми работал в ту пору. На особенно трудном участке дороги рассказчик умолкал, а затем продолжал неторопливо, обстоятельно, с удовольствием, отдаваясь воспоминаниям.

Мимо них, обдавая лицо ветром, пролетали чайки; косясь хитроватыми серыми глазками, с урчащим звуком, как снаряды, проносились топорки. Ни дедушка, ни внук не обращали на птиц внимания.

В эту раннюю пору отлив обнажал гряду рифов перед оконечностью мыса. В белой пене прибоя вспыхивали коричневые и красноватые камни. За рифами, у берега, застыла спокойная вода такого же цвета, как и бледное утреннее небо. Троня сбросил на бегу сандалии и трусы, свернул с тропинки на базальтовый выступ, нависший над водой.

С девятиметровой высоты отчетливо виднелся

каждый камень на дне у подножья скалы. Дальше, где берег круто обрывался, вода приобретала таинственный голубовато-синий цвет. Издав восторженный крик, поднявший в воздух стаю хмурых бакланов, Троня прыгнул вниз головой. Степан Харитонович следил за прыжком и одобрительно улыбался в усы. Сам же он спустился к самой воде и, раздевшись, сидел минут пять: остывал, а уж потом полез в воду, осторожно ступая по мягкому песку.

После купания они тем же путем поднялись к маяку.

Во дворе у солнечной стены маяка стоял радист. Алексей Викентьевич Брюшков любил одеваться по моде. Сегодня он надел узкие чесучовые брюки, пеструю ковбойку, рыжие туфли. Его гладко зачесанные светлые волосы блестели, и весь он благоухал какими-то резкими духами. Радист церемонно поклонился и сказал, разводя руками:

— Погода, как в Рио-де-Жанейро.

— Ух, и водичка сегодня! — ответил Троня. — Здравствуйте!

Степан Харитонович поздоровался, потянул носом, поморщился и сказал с притворной суровостью:

— Ну и запашишко! Поберег бы ты, Алеха, свои духи до свадьбы.

— Останется. У меня их три флакона.

— Весь остров отравил. Что за состав такой?

— «Азорские острова». Вся Европа по ним с ума сходит, — радист подмигнул Троне. — Я знаю, почему твоему деду не нравятся мои духи. Боится, что отобью его даму. Женюсь и уеду на Азорские острова. — И он засмеялся.

Троня спросил:

— Что это за дама у дедушки?

— Новая знакомая — дочь морского царя.

Степан Харитонович погрозил радисту пальцем, а внуку сказал:

— Мелет наш стиляга. Не слушай его, иди лучше завтрак готовь. Рыба вычищена... Смотри опять не пересоли.

...Завтракали за круглым столом у стены маяка. В большой чугунной сковороде Троня принес жареную камбалу своего улова, залитую яйцами глупышей, большой медный чайник, начищенный до блеска, масло и каравай ржаного хлеба.

Пока ели рыбу, за столом стояла полная тишина: Степан Харитонович не терпел разговоров во время еды. Он только позволил себе заметить, взяв третий кусок рыбы:

— Как будто и не стоящая рыба, а поди ж ты!

Троня залился румянцем от этой редкой похвалы.

— Да. Ты, братец, делаешь успехи! — начал было радист, но тут же поперхнулся под строгим взглядом Степана Харитоновича и умолк.

Троня в эти вынужденные минуты молчания ел кусок за куском и рассеянно по привычке следил за всем, что делается вокруг. Вот чайки погнались за поморником: разбойник, видно, хотел утащить у них птенца. С маячного дворика, как с балкона, открывался вид на океан. С высоты вода казалась бархатно-синей, без единой морщинки. От рыбачьей пристани, сдав ночной улов, уходили в море кавасаки. За горизонтом дымил корабль.