Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени

Тэй Джозефина

Кевин будто и не слышал…

— По-вашему, все, что я тут говорил, неправда?

— Да. Это не я, не я послала часы обратно!

Тогда Кевин взял лежавший перед ним листок бумаги и мягко произнес:

— Вы хорошо рисовали, когда учились в школе, так хорошо, что ваши рисунки попадали на школьные выставки. Вот тут передо мной карта Канады, очень чистенько сделанная, за которую вы получили приз. Здесь вот, в правом углу, вы подписались…

Карту Канады передали Глэдис, а Кевин продолжал:

— Дамы и господа присяжные заседатели,

эту карту Канады Глэдис Риз сделала, когда училась в последнем классе. Когда его милость с картой ознакомится, ее передадут вам.

И, обращаясь к Глэдис:

— Вы сами сделали эту карту?

— Да.

— Сами подписали ее?

— Да.

— И сами написали печатными буквами «Доминион Канада»?

— Да.

— Прекрасно. А вот передо мной записка со словами: «Мне их не надо!» Записка была вложена в коробочку с часами, с теми часами, которые исчезли из дома Фрэнчайз, когда там работала Роз Глин. Я утверждаю, что слова «мне их не надо» написала та же рука, что написала «Доминион Канада». И это ваша рука, Глэдис.

— Нет, — сказала она, взяв переданный ей клочок бумаги и тут же отбросив его в сторону, будто он жег ее, — нет, я никогда… я никогда не посылала часы…

— И записки этой не писали?

— Нет.

— Но «Доминион Канада» писали вы?

— Да.

— Позже я докажу, что эти две надписи сделаны одной и той же рукой. Тем временем суд с ними ознакомится. Благодарю вас!

— Мой ученый друг высказал догадку, — начал Майлс Эллисон, — что на вас было оказано давление, чтобы заставить вас прийти сюда. Это верно?

— Нет.

— Вы пришли сюда не потому, что вас запугали?

Она немного помолчала, видимо, борясь с собой, и наконец выдавила:

— Нет.

— Вам никто не подсказывал того, что вы должны были говорить?

— Нет.

И все же у присяжных сложилось впечатление, что она явилась в суд против своей воли и ее показания были ей кем-то навязаны.

Других свидетелей обвинения не было, и Кевин, прежде чем приступить к своей главной задаче, решил сначала покончить со всеми сомнениями относительно роли Глэдис Риз.

Выступил графолог, засвидетельствовавший, что надпись на карте Канады и записка написаны одной и той же рукой. Было очевидно, что и присяжные пришли к этому же выводу, поэтому, когда Майлс Эллисон высказал предположение, что графологи, бывало, ошибались, чувствовалось, что он говорит это лишь по долгу службы, убежденности — не было в его голосе. Кевин ответил на это вызовом эксперта по отпечаткам пальцев, заявившего, что и на карте, и на коробочке, в которой лежали часы, одинаковые отпечатки пальцев.

А теперь, когда было установлено, что Глэдис Риз в, то время, как она выступала в полицейском суде, держала у себя часы, украденные из дома Фрэнчайз, а затем в порыве раскаяния их вернула, — теперь Кевин мог приступить к главному — к развенчанию Бетти Кейн…

Когда в зале прозвучало имя свидетеля Бернарда Уильяма Чэдуика, послышался удивленный шепот.

Читатели газет с этим именем знакомы не были, оно нигде не упоминалось. Кто этот человек? Зачем он явился сюда? Что собирается сообщить?

А он явился, чтобы сообщить, что работает в лондонской фирме, приобретает для нее фарфор и разные модные безделушки, что он женат и проживает вместе с женой по такому-то адресу.

— Вам приходится ездить в командировки? — спросил Кевин.

— Да.

— В марте текущего года вы побывали в Ларборо?

— Да.

— В Ларборо вы познакомились с Бетти Кейн?

— Да.

— Как вы с ней познакомились?

— Она меня подцепила.

Эти слова вызвали мгновенный и единодушный протестующий отклик в зале суда. Какие чувства испытывали уличенные во лжи Роз Глин и Глэдис Риз, никого не волновало, а вот имя Бетти Кейн было священно! О Бетти Кейн, напоминавшей святую Бернадетту, так небрежно отзываться нельзя!

Судья сделал выговор публике за шум в зале, а затем сделал выговор свидетелю. Что это значит — «подцепить»? Не соблаговолит ли свидетель придерживаться общепринятого языка?

— Расскажите суду, как вы с ней встретились, — предложил Кевин.

— Ну, я как-то зашел в отель «Мидланд» выпить чаю. И она… ну… в общем, она со мной заговорила. Она там тоже чай пила.

— Она была одна?

— Да. Совсем одна.

— Не вы первый с ней заговорили?

— Да я даже ее и не заметил!

— Как же она обратила на себя ваше внимание?

— Улыбнулась мне, я улыбнулся в ответ, ну и продолжал читать свои бумаги, служебные бумаги… Тут она заговорила со мной. Спросила, чего это я читаю, ну и так далее…

— Знакомство продолжилось?

— Ага. Она сказала, что любит в кино ходить и не пойду ли я с ней. — Ну, свои дела в тот день я вроде бы прикончил, а девочка была славненькая, я и говорю: ладно, пойдем. А назавтра мы поехали кататься на моей машине. Я-то по делам ездил, а она захотела прокатиться со мной, а потом где-нибудь вместе поужинать, перед тем как к тетке вернуться.

— Она рассказывала вам о своей семье?

— Да. Говорила, что дома ей плохо, что никто о ней не заботится. Вообще жутко жаловалась на свою семью, но я — ноль внимания. Эдакая гладкая, упитанная штучка…

— Что? Что? — грозно перебил судья.

— Она выглядела молодой девушкой из благополучной семьи, милорд.

— И как долго продолжалась ваша идиллия в Ларборо? — спросил Кевин.

— Совпало так, что мы в один и тот же день должны были уезжать. Ей надо было домой — каникулы кончились, она уж и так задержалась у тетки, чтобы со мной встречаться, — ну, а мне надо было по делу в Копенгаген. Она вдруг заявила, что не хочет домой и не возьму ли я ее с собой в Данию. Я сказал, что нет. Я уже не считал ее таким невинным ребенком, каким она мне поначалу показалась, я уже к этому времени ее лучше знал, но все же думал, что девчонка неопытная… Ей же всего шестнадцать.