Поющие револьверы

Брэнд Макс

— Спасибо, — сказал он. — Это было бы здорово!

Глава 14

Когда они вышли из деревьев, Райннону почудилось, что они идут прямо на утесы Маунт-Лорел, потому что хоть она и стояла на расстоянии более чем в милю, обрывистый склон горы появился так неожиданно, что она казалась значительно ближе, а два ее отрога длинными руками полуобнимали дом Ди. Но Райннон, глядя на гору, испытывал теплые, почти нежные чувства. «Дыра в стене», столько раз спасавшая ему жизнь, лежала прямо перед ним, и ни один человек

в мире не знал о ней. Ощущение было такое, словно он был способен летать — нужно было лишь вытянуть руки в стороны. Это был его путь спасения от всех возможных опасностей.

— Мне повезло, что я на вас наткнулся, сказал Чарли Ди, — папа хочет с вами поговорить.

— О чем? — грубо спросил Райннон. И честными глазами поглядел на умного Чарли Ди, о котором так лестно отзывался шериф.

Чарли Ди удивился такой чрезмерной краткости.

— О том, как вы содержите вашу ферму, наверное, — сказал он. Затем добавил: — Здесь мы храним мясо. Вы можете его оставить, и мы пойдем посмотрим, где папа.

Все это каким-то таинственным образом совпадало с желаниями Райннона, и когда Ди помог снять груз с его мощных плеч, он последовал за ним в дом.

Теперь он понял, почему издалека он казался таким огромным. За его задней стеной земля резко уходила вниз, и деревья карабкались вверх по очень крутому склону. Вообще-то это был заурядный двухэтажный дом, какие обычно стоят на ранчо — просторный и широкий, построенный вокруг патио — внутреннего дворика.

Все окна в западном крыле были кое-как забиты досками — явная примета того, что семья Ди не желала занимать комнат больше, чем ей требовалось. Были и другие признаки, что в доме живут не богатые люди.

Патио, например, выглядело почти как двор перед конюшней, а не внутренним дворик. Там росло несколько изнуренных вьющихся кустов, вяло поднимавшихся на стену, и даже клумба с розами, но было видно, что недавно какое-то животное изрядно их пощипало. Когда-то дворик выложили плиткой, но теперь половины плиток отсутствовала, а большая часть оставшихся были выщербленными или разбитыми. По крайней мере одна комната западного крыла была все же занята, ее окна выходили в патио. Это явно была кладовка или седельная. В этот момент на пороге ее лежало седло, а внутри была набросана запылившаяся упряжь, стремена, изношенные чапсы — кожаные чехлы на брюки, ржавые шпоры и кучи железок, что было заметно через дверь и особенно через окно, у которого отсутствовала одна рама, а ее место занимал кусок брезента.

Восточное крыло дома было совсем другим. В окнах виднелись цветы в горшках. Перед дверью лежал коврик, а медная ручка двери была начищена так, что сияла на солнце не хуже драгоценного камня.

В двери седельной комнаты рядом с седлом пристроился мужчина лет пятидесяти с покрасневшим от жары и усилий лицом. Он чинил седло. Его бесформенное сомбреро было сдвинуто на затылок, на носу красовались очки, постоянно сползавшие вниз, потому что по лбу и носу сбегал пот. Он так энергично сдувал его, что очки каждый раз едва не сваливались, останавливаясь на кончике носа. Мужчина не переставая

проклинал их, но работы не прекращал.

— А вот и папа, — сказал Чарли Ди.

Райннон за свою жизнь встречал немало странных людей. Он достаточно насмотрелся на чудаков. Но подумал, что Оливер Ди, самый богатый человек в холмах, заслуживал того, чтобы отнести его к новому классу, отдельно от всех других оригиналов.

Оливер Ди носил рабочие брюки, которые от попеременного ношения и стирки превратились на коленях в почти белые. Они поддерживались не ремнем или подтяжками, а передником, начинавшимся у пояса — совсем по моде каких-нибудь итальянских рабочих.

На нем были старые сапоги из коровьей кожи, которые гораздо лучше послужили бы старателю, но не всаднику. Его рубашка была из древней красной фланели, однако на плечах и спине красный цвет полинял до бледно-коричневого. На шее висел шейный платок, в складках которого собирался пот.

По сложению он был одним из тех толстяков, которые в молодости отличались худощавостью. Даже неуклюжий покрой сапогов не мог исказить строения маленькой ноги, а его бедра до сих пор оставались узкими, несмотря на вместительный объем корпуса. Движения его также все еще были быстрыми, свидетельствуя о молодости духа, обремененной горой плоти.

— Привел браконьера, папа, сказал сын.

— Я упеку его в тюрьму на полжизни, — пообещал разгневанный родитель. — Где он, черт его подери?

Подняв голову, он мигнул.

— Это Джон Гвинн, — сказал Чарли Ди. — Он у ручья завалил крупного, жирного оленя.

— Почему ты не охотишься на своей земле? — спросил Оливер Ди. — Если у тебя не хватает ее, чтобы выращивать своих оленей, прикупи еще. Я не собираюсь разводить скот, чтобы все, кому ни вздумается, приезжали со всей округе и его убивали. А мне нужно заполнять мясом кладовую, да еще подвал.

— Не обращайте на него внимание, — посоветовал Чарли Ди. — Он может болтать так бесконечно.

— С какой стати ты говоришь о бесконечности? — спросил Оливер Ди. — Когда только ты вырастешь и обзаведешься мозгами, кургузый и голенастый недомерок?

— Я вас представил, — терпеливо сказал Чарли. — Это Джон Гвинн. Мой отец, Оливер Ди.

— Вам надо выращивать своих собственных оленей, — снова заявил Оливер Ди. — Это не справедливо. Вырастить оленя стоит мне больше, чем корову. А все потому, что они больше бегают и своими острыми копытами вытаптывают траву. А вы заявляетесь и убиваете их. И с чем я в результате окажусь?

На едином дыхании он добавил:

— Рад с вами познакомиться, Гвинн. Садитесь и отдохните.

— Куда он сядет? На землю? — спросил Чарли.

— А разве рядом со мной мало места? — вопросом на вопрос ответил папаша. — А ты мог бы сходить и принести мне пару стульев, для него тоже. От твоего хотения стулья не вырастут!

— Где мне взять стул? — спросил Чарли Ди.

— Черт возьми, мальчик, разве их не полно в доме?

— Конечно, полно, — ответил Чарли, беззаботно облокачиваясь рукой о стену дома. — Но разве у матери допросишься хоть одного?