Шрифт:
– Как же болит голова. Голова? А где у меня голова? У меня ее нет. Болит все. И нет никакой разницы между головой и ногой, например.
Арнольд с трудом приоткрыл глаза. В отблеске фонаря за окном шумел дождь. Мерзкий осенний дождь. Он представил себе, как посереет утром небо, это чудовищно низкое, осеннее московское небо. А дальше ничего не изменится до вечера. Все так же будет лить дождь, и серое начнет превращаться в темное. Зажжется фонарь, и все станет, как сейчас. «Дня не будет», – подумал он и поморщился. В окно он приноровился смотреть через зеркало
Он осмотрел комнату. Движения глаз тоже причиняли боль, но не очень сильную. Выключенный телевизор, низкий столик, два кресла, букет дурацких цветов на столе. Ничего нового. Медленно пошевелил пальцами правой руки, нащупал мобильник. Закрыл глаза и почти уверенно поднял мобилу к лицу. Было больно, но Арнольд не почувствовал этого. Он помнил вспышку, когда пальцы обняли телефон, потом темень.
Дождь стал затихать. Пальцы, намертво сжимавшие пластмассу, чуть пошевелились. Высохший, немощный человек с пожелтевшей кожей, совершенно лысый, открыл глаза. На вид ему было лет этак… Сколько угодно лет ему было. От тридцати до девяноста. Важно одно: никто не узнал бы в нем пятидесятилетнего спортивного Арнольда с густой шевелюрой русых волос.
Человек поморщился и включил телефон. Экран был девственно чист. Ни звонков, ни СМС. Он включил камеру, чуть отодвинул гаджет от себя и стал рассматривать свое изображение. Впалые глаза, губы, превратившиеся в ниточки, лысый череп, покрытый желтой кожей.
Дверь в палату отворилась, вошел человек в темной одежде, пьяно шатаясь, он повалился в кресло. Дыхание его было тяжелым. Человек пошарил по карманам плаща, достал пачку сигарет, прикурил, с наслаждением вытянул ноги и пустил струю дыма прямо в сторону кровати с больным.
«Охренел, что ли?»
Арнольду казалось, что он крикнул своим зычным грозным голосом, но на самом деле его губы лишь пошевелились. Человек без интереса взглянул на Арнольда и выпустил очередную струйку дыма в том же направлении. За дверью в туалете послышался шум воды, упала какая-то склянка и, кажется, разбилась. Дверь отворилась, и человек в светлом плаще, чертыхаясь, зашел в палату, отшвыривая от себя тряпку, оказавшуюся под ногами. Он направился было к креслу, запнулся о вытянутые ноги курящего и чуть не упал.
Человек в темном ловко подхватил его под локоть, придал иное направление падающему телу, что позволило светлому плащу приземлиться точно в кресло. Проводив взглядом падающее в кресло тело, темный плащ довольно усмехнулся, вытащил из пачки две сигареты, прикурил их одновременно, протянул одну светлому плащу. Тот взял сигарету и с удовольствием затянулся. Теперь уже две струйки дыма поползли к Арнольду.
«Да что же это?» – подумал он. Втянул в себя воздух и закрыл глаза. Запах был сладким и приятным. Ему вспомнилось, как в четвертом классе с парнями, спрятавшись за гаражи, они учились курить. Это было противно. Он так и не закурил по-настоящему. И всю свою жизнь гонял курящих. Да, всю свою жизнь…
– Семен, –
– Виталий, – ответил на рукопожатие человек в светлом.
– А вы все так и ходите через толчки?
– Конечно. Корпоративный этикет. А ты чего здесь? Это разве спорный случай?
– Нет. Шел со смены, устал, вот решил посидеть на дорожку.
– Пустой? Наши, что ли, увели?
– Уводилка не выросла. Простоял, как мудень, десять часов в операционной. Уже, думал, все. Пять минут, и домой. А ему отсрочку дали.
– Бывает.
Они помолчали. Докурили сигареты и почти одновременно загасили их в блюдце, стоящем на столе. Семен пошарил в карманах плаща и выудил две маленьких бутылочки.
– Будешь?
– Да нет, наверное. Мне вот этого ждать еще. Хотя дождь… А ты то чего? Вам же нельзя.
– Так я после смены.
– А давай! Под дождичек. У нас, кстати, на это ограничений нет.
Они скрутили с бутылочек маленькие пробочки, чокнулись и выпили до дна. Семен шумно выдохнул, причмокнул от удовольствия губами и со вкусом закурил сигарету. Он бросил пачку на столик, как бы приглашая соседа угощаться без стеснения. Виталий прислушивался к себе, вероятно, дождавшись, когда виски растечется теплом по телу, улыбнулся.
– Есть все-таки в нашей профессии кое что приятное.
– Это точно, – подтвердил Семен. – Ну, давай, рассказывай.
– Что рассказывать? – удивился Виталий.
– Да что хочешь. Положено так. Выпили – поговорить надо.
– А-а. Да вроде не о чем.
– Понятно, – протянул Семен. – Тогда еще по одной.
Он порылся в своих бездонных карманах и вытащил еще две бутылочки. Протянул одну Виталию.
– Водка?
– Конечно! Это чтобы закрепить. Иначе можем потерять стартовые преимущества.
Они чокнулись и выпили. Семен шумно крякнул. Встал, прошел к холодильнику. Открыл дверцу и внимательно осмотрел содержимое. Яркий свет освещал его стройную фигуру, красивое лицо обрамляли черные кудри. Он уже не казался обрюзгшим пьяницей. Перед нами был мужчина лет сорока, бодрый, полный сил с умными глазами. Его движения были точны и выверены. Виталий невольно залюбовался этой картиной. Удивился, еще раз посмотрел на этикетку только что выпитой бутылочки. Тем временем Семен вернулся к столу с бутылкой апельсинового сока. Он достал из кармана очередные две бутылочки и вылил их в стаканы, где уже лежало по кусочку льда. Красная жидкость поблескивала в свете фонаря и казалась почти черной.
– Кровь? – удивленно протянул Виталий.
– Кампари. Ну ты и лапоть. И че вы там все такие темные? Сейчас полировать будем. Тут главное, чтобы коктейль был правильным. А что в коктейле должно быть правильным? Верно, ингредиенты. – Говоря все это, Семен ловко встряхнул банку с соком и аккуратно добавил в каждый стакан ярко-желтой жидкости. Он придирчиво осмотрел готовый коктейль, удовлетворенно хмыкнул и протянул стакан собеседнику. Дождался, пока Виталий сделает глоток.
– Ну?
– Фантастика!