Поздняя осень (романы)
Шрифт:
Никулина пришла позвать их. Анна и Паулина, смущенные, вошли в комнату, слегка споткнувшись на пороге, как будто впервые переступали его. Стол в комнате уже был накрыт. Разрумянившиеся, они сели справа от отца. И хотя на столе было полно и еды и питья, девушки не притронулись за весь вечер ни к чему. Лишь разглядывали исподтишка своих будущих мужей, будущую родню.
В тот обычный день письмоносцем была Санда Ковриг. Женщина встала рано, чтобы управиться по хозяйству, приготовила кое-что из еды, взяла с собой по кусочку брынзы и мамалыги, два еще неспелых яблока и несколько слив и направилась
Она добралась до примэрии к обеду. Было жарко, душно, почтальон из города с газетами и письмами еще не прибыл. И раньше бывало, что он задерживался до вечера, поэтому она расстелила на траве цветастый передник, уселась на него и стала ждать.
Кто-то входил в здание примэрии, кто-то выходил. Некоторые жили с ней по соседству, других она не знала. Какие дела у них там. Сайда не могла себе представить.
Мимо прошли несколько детей с сумками через плечо. Они направлялись в школу, занятия уже начались, и Санда с удивлением вспомнила, что через два года ее Никушор станет школьником. «Я сошью ему сумку, куплю тетради, книги. Эх, только бы вернулся Ион!.. Сумку сошью из куска полотна, оставшегося от мамы. Его немного повредила моль, ткань рассыпается с одного конца, но на сумку хватит. Раз есть из чего сшить… По краям обошью красным кантом — и сумка готова! Книги и тетради купит отец, когда поедет в город. Почему и ими я должна заниматься?..»
Через дорогу зеленела роща, рядом бежала речка. Ее журчание смешивалось с шелестом тополиной листвы. Плеск воды о размытые берега с оголенными корнями деревьев успокаивал, придавал силы.
Жара спадала. Санда развязала узелок с едой и начала есть. Потом в пачке писем она отыскала свое, незаклеенное, и перечитала его еще раз. «Ой, опять забыла написать про крысу, которая перетаскала почти всех цыплят. Было десять, а осталось только три. Осенью и зарезать будет нечего. Вдруг станется, что завтра-послезавтра вернется Ион, а я вот сижу здесь без всякой заботы, а он придет домой, а мне и на стол нечего поставить. Чертова крыса! Был бы дома Ион, взял бы вилы и пошел на задворки, где свалена куча кукурузных стеблей. Там она живет. Не зря вертелась собака возле этой кучи. Ион разобрал бы кучу и наверняка нашел бы ее. Как раз перед уходом он убил большую, с кошку, крысу. Никушор тогда испугался, зарылся в подушку. А он говорит: не бойся, иди посмотри, я убил ее. Сколько цыплят загрызла та крыса. Но тогда их было много, а теперь…»
А что же другие пишут своим? Санда перебрала конверты и открытки, прочитала адреса, вспомнила тех, кому они были адресованы. «Бедненькие!» — вздохнула она.
Под вечер появился почтальон Марку с поношенной кожаной сумкой через плечо. Она с радостью и в то же время с тревогой выскочила ему навстречу:
— Приехал, Марку? Хорошо, что приехал!
У Марку не было охоты разговаривать с ней. Он протянул ей несколько открыток, прочитал громко, кому нужно их вручить, и отдал ей.
— Тебе нет, — бросил он. Потом взял ее почту, запихнул в свою объемистую сумку, добавил: — Отнеси прямо сейчас, а я пойду к господину примарю. Пришло извещение на Штефана Муту… Но ты держи язык за зубами, не твое это дело!.. Ей сообщит госп'примарь. Это по его части…
Женщина побледнела, вздохнула. Если хорошенько подумать,
— Ничего не скажу, но будто от этого что-либо изменится? За сколько теперь доходит письмо до фронта? Когда он его получит?
— Через пару недель дойдет, не бойся. Только было бы кому его получать. Возьми и газету и отнеси господину Предеску, — сказал еще почтальон, поднимаясь по ступенькам в здание примэрии.
Глава пятая
Молчаливый и задумчивый, в военной форме, Никулае вошел во двор, даже не обратив внимания на лохматого пса, который с глухим рычанием кругами ходил вокруг него.
— Митря, когда нам уезжать? — спросил он младшего лейтенанта, остановившись и глядя куда-то поверх сарая.
— В понедельник или во вторник. Что, скучаешь дома? — пошутил Думитру, не придавая большого значения словам сержанта.
Думитру в одной рубашке с засученными рукавами под навесом обстругивал доску. Через отверстие между досками осеннее солнце впивалось стрелами в стоявшую под навесом пыль. Никулае поднял с земли белую дощечку, понюхал — липа.
— Я вижу, ты занялся игрушками, впал в детство…
— Я обещал госп'Предеску, я не мог ему отказать… Это наглядное пособие для школы. Модель нашего самолета «Иар», не видишь?
— Все равно это не серьезное занятие… Где-то теперь наши? — спросил Никулае, продолжая рассматривать древесину липовой дощечки. — Тебе ничего не говорил госп'учитель, он не слышал по радио?
— Все еще в Трансильвании, Нику. Идут тяжелые бои, но наши продвигаются… Нам еще останется, не беспокойся… Тебе стало скучно?
— Ну, как бы тебе сказать… — замялся Никулае. — У меня такое чувство, будто оставил дело незаконченным. Здесь наши готовятся к уборке, завтра-послезавтра начнут, а я как неприкаянный. Ни в селе Епифан, ни в городе Митрофан. Даже помочь своим не лежит душа…
— Уедем скоро и мы, — сказал Думитру, покачав головой. — Лучше бы помог мне закончить этот самолет. Держи здесь! — Через некоторое время он спросил: — К девчатам заходил?
— Нет, пойдем завтра. Так я договорился с моей вчера.
Солнце сияло, начиналась долгая осень. На улице несколько мальчишек играли, вооружившись деревянными винтовками.
— Только бы нам не опоздать в часть, Митря. Поговорим с девчатами — и все! Только чтобы не опоздать! На нынешние поезда никак нельзя полагаться. Здесь мы свои дела решили, день, другой уже ничего не значит…
— Уж не думаешь ли ты, что война закончится быстрее, если мы раньше выедем на фронт?
— Кто знает?.. — задумчиво ответил Никулае.
— Хорошо, хорошо. Может, ты и прав. Посмотрим.
А сейчас закончим этот разговор. Чем ты занимался сегодня с утра?
— Чем я мог заниматься? Разобрал оружие, почистил, что я мог еще делать? — сказал сержант, и взгляд его вновь устремился вдаль.
В селе вечером огни гасли рано, люди ложились спать, чтобы пораньше подняться. Подростки все же еще прохаживались группами по улицам, напевая песни, пряча в ладонях красноватые огоньки сигарет. Стояли мягкие осенние вечера, теплый дневной воздух еще струился под деревьями, шелестел в тронутых ржавчиной листьях, со стороны рощи поднималась прохлада от реки, проникавшая волнами во дворы и сады.