Поздравления. Том 2
Шрифт:
– До чего же вы ловки! – воскликнул Конфуций. – Как это вам удалось войти в такой водоворот и выбраться оттуда невредимым? Вероятно, у вас есть свой секрет?
Монах ответил:
– Как только я вступаю в поток, то весь отдаюсь ему и вверяюсь течению воды. Отдавшись и вверившись ему, я располагаю свое тело в волнах и течениях и не смею своевольничать. Вот почему могу войти в любой поток и снова выйти.
– Запомните это! – сказал Конфуций ученикам. – Воистину, даже с водой, отдавшись ей и вверившись ей, можно сродниться. А уж тем более
Лин-чи рассказывал:
– Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там. Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за ее борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплескивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.
В эту тихую ночь я подошел к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть, или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.
Монах-даос стоял на вершине холма рано утром в одиночестве. Он стоял, не двигаясь, одинокий, как холм. Мимо прогуливались трое молодых крестьян, которые решили предположить, что он делает.
– Я знаю этого монаха. Недавно у них в монастыре потерялась корова. Возможно, что он высматривает ее с высоты холма, – предположил один из них.
– Но, судя по тому, как он стоит, он вообще никуда не смотрит, – возразил второй. – Он не движется, его глаза почти закрыты. Я думаю, что он совершал утреннюю прогулку с приятелем, но тот отстал. И монах ждет, пока приятель его догонит.
Третий сказал:
– Похоже, что причина не в этом, так как если кто-нибудь кого-то ждет, то он оглядывается хоть иногда, чтобы посмотреть, идет ли приятель. Но этот человек совсем не двигается. Он не ожидает, это не поза ожидающего человека. Я думаю, он молится или медитирует.
Их настолько возбудило любопытство, что они решили подойти и спросить самого монаха.
– Ты ищешь корову? – спросил первый. – Ведь у вас когда-то потерялась корова, и теперь, наверное, ты пытаешься ее найти?
Человек открыл глаза и сказал:
– Я ничем не обладаю, поэтому и ничего не может быть мною утеряно. Я не ищу ни корову и ни что-либо еще.
– Тогда, должно быть, прав я, и ты ждешь друга, который отстал, – сказал второй из них.
Человек ответил:
– У меня нет ни друзей, ни врагов, как я могу ждать кого-нибудь?
– Значит, прав я, потому что других возможностей нет, – сказал третий. – Я думаю, ты молишься или медитируешь.
Монах слегка улыбнулся и сказал:
– Я не знаю никого, кому мог бы я молиться, и у меня нет никакого
– Что же ты тогда делаешь? – одновременно спросили все трое.
– Я просто стою и ничего не делаю, – ответил даос.
Однажды к Вэнь-Чжи пришел старый монах и спросил:
– Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
– Сначала расскажи о признаках твоей болезни, – ответил Вэнь-Чжи.
– Хвалу в своей общине я не считаю славой; хулу в царстве не считаю позором; приобретая, я не радуюсь, а теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе. Меня не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?
Вэнь-Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
– Ах! – воскликнул он. – Я вижу твое сердце. Его место, вселенная, пусто, почти как у мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий, седьмое же закупорено. Возможно, поэтому ты и считаешь мудрость болезнью? Но этого моим ничтожным искусством не излечить.
Один приморский житель любил чаек. Каждый раз, когда он плыл в лодке, чайки слетались к нему сотнями, садились на лодку, принимали еду из его рук. Однажды князь сказал:
– Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне нескольких на забаву.
На другое утро, когда любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.
Поэтому и говорится: высшая речь – без речей. Высшее деяние – недеяние. То знание, которое доступно всем, – неглубоко. А глубокое знание чувствуют даже чайки.
Однажды Будда сидел в одиночестве, когда к Нему подошел человек и разразился тирадой очень грубых выражений в Его адрес. Но Будда сидел, улыбаясь, и спокойно слушал эту клевету без единого жеста неодобрения. Такая реакция еще более раскалила обиженного жизнью человека, и вскоре от злости у него на губах даже выступила пена. Когда запас ругательств истощился, Будда спросил человека с улыбкой:
– Брат, ты все сказал?
– У тебя нет даже чувства стыда, – продолжил человек, – ты даже не реагируешь, когда я оскорбляю тебя, ты толстокожий и бесчувственный, как бревно.
Тогда Будда спросил:
– Что случается с преподнесенными дарами, если человек не принимает их?
Немного задумавшись, человек ответил:
– Они остаются у дарящего.
– Спасибо тебе, брат, за то, что ты хотел подарить мне все эти бранные слова, – спокойно сказал Будда. – Но я не принимаю этот подарок. Поэтому ты тоже можешь оставить его себе.