Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
— Папу, кого же еще!
— Люблю, конечно. Поэтому мне и больно от его предательства.
— Но откуда тебе знать, что… — я не могла подобрать слов, но она и так поняла.
— А куда он, по-твоему, уходит, когда его нет дома? У него точно есть другая, просто он ей надоел. Потому и вернулся…
Она снова нырнула под одеяло, и оттуда раздались всхлипывания.
— Мама!
— Угу.
— Иногда не получается быть собой… иногда в человека как будто бес вселяется и говорит разные вещи…
— Элли, умоляю,
Мама выбралась из-под одеяла, лицо ее побледнело.
— С тобой такого не бывает? — настаивала я. — Неужели ты никогда не совершаешь поступков, о которых потом жалеешь?
— Да, но это совсем другое! — вздохнула она с облегчением. — Я думала, ты имеешь в виду… ну, ты понимаешь… Как Лу. Это уже болезнь.
— А ты здорова?
— Надеюсь, — ответила она, и голос у нее снова стал испуганным.
— А папа? Он здоров или болен?
— Он… он безнадежен! — всхлипнула она. — Абсолютно безнадежен! Разве он имеет право так себя вести ?!
— Спокойной ночи! — сказала я. — Ты не ответила на мой вопрос, но мне пора.
Перед тем как отправиться в свою комнату, я наведалась в туалет.
Папа спал, натянув махровое полотенце до самого подбородка. Лицо его было спокойным и умиротворенным.
— Папа! — прошептала я.
Он чуть пошевелился, но глаза не открыл. Я наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Все будет хорошо, — сказала я, зная, что так оно и будет.
Я была уверена, что в жизни все можно исправить и наладить.
Поворотный момент
Так оно и было: все наладилось, по крайней мере, с Ругером Похоже, он привык к людям, которые говорят не подумав.
Мы сидели на каменной ограде, он болтал ногами. На этот раз дождя не было: просто в какой-то момент мы почувствовали, что теперь можем встречаться в любую погоду.
— Иногда я сама не понимаю, что на меня находит… — начала было я.
— Знаю, — ответил он, — как будто в тебя кто-то вселяется.
— Классный у тебя домик, — сказала я, уставившись на свои ботинки.
— Значит, ты не против снова там оказаться?
— Да, — кивнула я.
— Только не рассказывай никому, это место только для нас тобой.
После этих слов я почувствовала, что теперь могу прижаться к нему, прислониться к его плечу. Он слегка подвинулся — ровно настолько, чтобы мне было удобнее сидеть, прижавшись к нему.
— Мой папа уже три недели живет в ванной, — неуверенно начала я.
Похоже, Ругеру это вовсе не показалось странным.
— Значит, там его укрытие.
— Три недели!..
— Наверное, скоро наступит поворотный момент, — произнес Ругер таким тоном, словно был известным специалистом по проблемам людей, живущих в ванной.
— Возможно, ему требуется
— А что это за раны, как ты думаешь?
Он посмотрел на меня и тут же отвернулся.
— Разные бывают раны. Когда ты вдруг оказываешься ненужным. Когда никому нет до тебя дела.
Я почти ничего не знала о Ругере, но поняла: с ним такое бывало. Чувство, когда ты никому не нужен. Может быть, домик на дереве стал его укрытием, его «ванной». Вопросы вертелись на языке, но не смели выбраться наружу. Вдруг я спрошу его о том, о чем он не хочет говорить, и тогда он спрыгнет с ограды и уйдет? Вот чего я боялась.
— Как зовут твоего папу?
— Фред. Фредрик Борг.
— Если через неделю он не выберется из ванны, я приду к вам домой, — решительно произнес он.
— Ладно, — согласилась я, подумав, что такие меры пожалуй, не понадобятся. Но если… то я буду только рада… Ну, что Ругер поговорит с моим папой.
На следующий день у нас не было первых уроков, и можно было спать все утро. Учителей отправили на семинар «Школа и новые информационные технологии». Классный руководитель сказал, что такие занятия ждут и учеников, только позже. Никто, разумеется, от таких известий в ладоши не захлопал.
Прежде чем открыть дверь в ванную, я некоторое время стояла и прислушивалась. Мама час назад ушла на работу в банк. Она сообщила, что ей поручили распределение фондов. Я не имела ни малейшего понятия о том, что это такое. Заметила только, что в последнее время она почти никогда не успевала навестить Лу. А о папе она вообще не вспоминала, как будто его и не было.
Исчезни я — она, наверное, и внимания не обратила бы.
Если бы я перебралась жить на дерево, она, пожалуй, не заметила бы разницы. По-прежнему уходила бы утром в свой банк, чтобы, как обычно, вежливо улыбаться клиентам. Может быть, время от времени ей бы казалось, что чего-то не хватает, но ей и в голову не пришло бы, что это что-то — я. Банк стал бы ее новой семьёй. Банк, столь важный в жизни отдельных людей и.промышленности в целом, как она объясняла. Голос у неё стал незнакомый, обезличенно бодрый и приветливый. Как будто она превратилась в другого человека.
Похоже, мама ходила в туалет и принимала душ только на работе. С тех самых пор, как однажды вечером ей удалось заставить папу встать, она не появлялась в ванной. Видимо, решила обречь его на Полное Одиночество. Она хотела, чтобы он сам сделал первый шаг. А если не может шагать — пусть ползет к ней.
А теперь папу, к тому же, вот-вот должны были выгнать с работы. Пришло письмо о том, что для продления больничного в школе, где он работал учителем истории и обществознания, ему нужна справка от врача. Но никакого врача в нашей ванной и в помине не бывало.