Пожарный
Шрифт:
— Они с Чарли были лучшими друзьями. Пока Чарли не напился на летнем барбекю и не рассказал всем нам о том, что Элайджа — девственник. Наверное, Элайджа сказал ему за несколько месяцев до этого. Видишь ли, — Руди подался вперёд и схватил бутылку кетчупа со стола, — Элайджа не самый красивый парень, верно? Я имею в виду, сейчас он охренительно накачанный и может, пожалуй, поднять тачку, если придётся, но, по всей видимости, он был толстым ребенком. Итак, он был толстым и неказистым. Плюс, его родители оказались одними из тех
— Святое дерьмо, — отреагировал Бак. — Вот это стечение «никакого траха» обстоятельств.
Руди и Фрэнк разразились хохотом, пока тошнота бурлила и крутилась в моем животе. Мы с Элайджей дружили не очень давно, но я заметила, каким замкнутым он был, когда речь заходила о его детстве и его родителях.
Фрэнк подтолкнул Руди локтем:
— Думаешь, Мия каждую ночь увозит Элайджу в Трахоград? Потому что я мог бы умело воспользоваться этими призовыми деньжатами.
— Что за призовые? — спросил Бак.
— Некоторые из нас, — Фрэнк взглянул на Питера, который оттолкнул свою тарелку и оглядел их всех с отвращением, — делают ставки на то, когда вишенку Элайджи, наконец, сорвут. Я выбрал дату в прошлом месяце, и если Мия сорвала его вишенку, то я, черт возьми, выиграю.
— Вряд ли, — сказал Руди, — Элайджа был бы намного счастливее, если бы регулярно получал киску.
— Он на самом деле кажется довольно напряженным, — заметил Бак.
— А ты бы не был, если бы у тебя никогда не было секса? — ответил Руди. — Особенно, если он зависает с Мией и не трахает её. Я подумывал о том, чтобы самому пригласить её на свидание, только ради шанса трахнуть её сиськи. Ты же видел её сиськи, да? Если Элайджа зависает с ней и не трахает её, яйца этого парня должны быть синее, чем у долбаного смурфа.
— Довольно, — сказал Питер. — Не говори так о дамах, ты, мелкий паршивец. Проклятье, неудивительно, что ты, блин, одинок. Чёрт, я удивлен, что ты не хренов девственник, как Элайджа.
Я отступила на шаг. Мое лицо пылало, а сердце колотилось так, словно только что бежала марафон. Мне не стоило слушать, как они говорят о вещах, которые меня не касаются. Я развернулась, готовая броситься обратно в ангар. Дыхание вырвалось из меня со слабым хрипом, когда увидела Элайджу, стоящего на ступеньках подо мной.
С первого взгляда на его лицо и то, как его большие руки стискивали перила, было понятно, что он всё слышал. Мы мгновение безмолвно смотрели друг на друга, прежде чем я прошептала:
— Элайджа, я не...
Он развернулся и спустился по лестнице, ни слова не говоря. Ощущая тошноту в животе, я поспешила за ним, догнав его как раз в тот момент, когда он выходил из станции.
— Элайджа, подожди! — Я положила руку ему на плечо, вздрогнув, когда он вырвал свою руку. — Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, просто подожди, хорошо?
Он остановился
— Я не хотела подслушивать. Просто искала тебя и...
Я понятия не имела, что сказать. Несмотря на стыд из-за подслушивания, мне было крайне любопытно узнать, правда ли то, что они сказали. Но спрашивать Элайджу, действительно ли он девственник, было ужасной идеей.
— Элайджа, пожалуйста, скажи что-нибудь, — попросила я.
— Мне нужно забрать свою машину.
Он снова зашагал по тротуару, и я поспешила за ним.
— Моя машина в той стороне.
— Я пройдусь.
— Что? Нет, ты что. Ремонтная мастерская Джека на другом конце города.
— Ничего.
— Элайджа, пожалуйста. — Я поколебалась, прежде чем положить руку на его предплечье. — Давай я тебя подвезу.
Его лицо стало ещё краснее, и мое тоже приобрело нечестивый оттенок помидора.
— Имею в виду, давай я отвезу тебя в ремонтную мастерскую. Пожалуйста.
Он вздохнул и, не глядя на меня, сказал:
— Да, хорошо.
Я отпустила его плечо, вздохнув про себя, когда он поплелся за мной к моей машине. Мы залезли в машину, и я отъехала от станции. После нескольких секунд тишины произнесла:
— Я очень сожалею.
— Тебе не нужно извиняться. — Он отказывался смотреть на меня.
— Нужно. Я не хотела подслушивать, но думала, ты можешь быть наверху и я...
— Я был у своего шкафчика, — сказал он.
— О.
Я остановилась на красный. Напряжение было таким вязким, и я почти могла чувствовать, как стыд исходит от Элайджи медленными волнами. Светофор загорелся зеленым, и я нажала на газ. Мы ехали молча, я бросала на Элайджу короткие взгляды каждые несколько минут. Элайджа старательно вглядывался в пассажирское окно.
Я хотела сказать что-нибудь, мне нужно сказать что-нибудь, и мое любопытство было почти непреодолимым. Когда мы свернули на улицу, ведущую к ремонтной мастерской, не выдержала и произнесла:
— Это не имеет значения, ты же знаешь.
Когда он не ответил, я поспешила продолжить:
— Это вроде как... э-э... круто, что ты все еще девственник. Правда. Многие женщины сказали бы, что это мило.
Его лицо покраснело еще больше, а руки сжались в кулаки, когда он покачал головой.
Дерьмо. Остальные наврали Баку? Это имело смысл. Мужчины всегда занимались этой глупой дедовщинной фигней. Боже, как я могла поверить им хоть на секунду?
— Они солгали, — сказала я. — Боже, ну и придурки. — Я нервно рассмеялась, заезжая в ремонтную мастерскую.
— Прости, что поверила им. Я должна была догадаться, что они..
— Это не ложь, — внезапно выпалил Элайджа.
Я припарковалась и прочистила горло.
— О. Ну, это круто.
Он внезапно повернул ко мне голову, и я была почти обожжена пылающей яростью в его взгляде.