Пожарский 2
Шрифт:
Он посидел, склонив голову и нахмурившись. Потом тряхнул головой:
— Ирина Матвеевна, вы могли бы подежурить в коридоре, чтоб никто дверь не дёргнул? Мне нужно максимально сосредоточиться.
— Да, конечно.
Докторша вышла в коридор, и я сразу спросил: «Что не так?»
«Плохо идёт, — покачал головой Кузя. — У меня-то всё нормально, а вот участия тебя в этом процессе почти не чувствую».
«И что ты хочешь? Всё-таки инструментом?»
«Попробуем? Ты ищешь то, что надо вычистить, я изнутри подправляю потоки, если нужно, — Кузя преобразился в странного
Я прижал железяку к женской руке и присмотрелся к ментальному полю: «Ядрёна-Матрёна! Тут свой зародыш смерти вон какой! И что мы сейчас — мелочь эту выкосим, а его оставим?»
«М-да, не вариант, — согласился Кузьма. — А давай мы прямо этим зародышем всю погань мелкую и вычистим? Как, бишь, она их называла?»
« Инфекция, кажись. И бактериями ещё».
«Давай, зародыш потихоньку тяни и сразу на дрянь эту…»
Примерно в таком режиме мы валандались минут двадцать — очень долго с непривычки. Кузя вернулся в человеческий вид и устало вытер лоб:
— Капец. Только к цели сброса лишнего мы не приблизились ни на шаг. Наоборот, ещё подобрали.
— А вы кто? — вдруг спросила женщина и попыталась привстать.
— Лежите спокойно, больная! — мигом вошёл в докторскую роль Кузя. — После операций запрещены резкие движения! Сейчас ваш лечащий врач всё вам объяснит, — он сунулся в дверь: — Ирина Матвеевна! Зайдите!
Мы вышли в коридор и запустили внутрь докторшу.
— Мы халаты в кабинете оставим, — сказал я, прикрыл дверь и поторопил Кузьму: — Пошли пободрее! Чёт ты у меня после этих докторских сеансов как примороженный?
— Так это нормально! — Кузьма перекинул халат через руку и взъерошил волосы. — Это, пап, следствие нехарактерной деятельности. Я ж меч. С лёгкостью калечу. В привычном режиме поединка я всё вижу как… мишени, что ли? Уязвимые зоны. Точки поражения. Люди, заклинания, стихии, оружие — всё так воспринимается. А тут нужно в совсем другом пласте работать. Приходится… перестраиваться. Месяц-два так поупражняюсь — буду на щелчок переключаться из одного типа восприятия в другой, — Кузя для убедительности звонко прищёлкнул пальцами. — Чего только с мёртвой энергией делать? Я сейчас вполне в состоянии пару отрядов мёртвых големов смастерить.
Я аж остановился. Марварид! Она делала големов на мёртвой тяге. Да, они были жуткими и наводящими ужас — но это потому что она их хотела сделать устрашающими! А в остальном…
— Что? — спросил Кузя, и я, чтоб не париться, просто поделился с ним представившейся картинкой.
— Ёшки-матрёшки! — восхитился меч. — Вопрос охраны решён сам собой! Кого наделаем?
— Да хоть собак! Вдоль забора штук тридцать посадить — хрен кто прорвётся.
— Да я тебе из глины хоть завтра налеплю! Интересно, если у нас рядом с парадным входом глиняная стая сидеть будет, городская охрана, наверное, возмущаться начнёт?
— Конечно! Там же парадная улица, если только мраморные статуи у входа
— А по фасаду — горгулий!
— Да ну, страшные они, горгульи эти. Симуранов [4] если на балкон. Слетят, случись что.
— Василисков в ниши посадить можно, — пошёл фонтанировать идеями Кузя. — А из летающих ещё — грифонов, прямо под крышей.
— Из камня-то, впрямь, получше будут. Мастерскую какую поискать надо бы.
— Фёдору поручить. Этот всё найдёт.
4
Симураны — летающие псы (вариант — волки), персонажи славянской мифологии.
— Ох ты ж, с ним ещё про налоги переговорить надо, до октября всего ничего осталось.
Мы почти прошли проулок, отделяющий Академическую улицу от Госпитальной, когда Кузя вдруг притормозил, убедился, что лишних глаз нет и обернулся фибулой, бодро пристегнувшейся на лацкан моего пиджака.
— Чего ты?
— Видел, машина только что проехала?
— Ну.
— А на заднем сиденье — Настька Салтыкова.
— Не успел рассмотреть. Не хочешь, чтоб она тебя видела?
— Совсем не хочу. Нафиг! С глаз долой — из сердца вон, решили же.
— М-гм. А то мелькнула у меня вчера мыслишка за недостачу Настасью тебе в пользование попросить.
— Всё, пап, не подкалывай!
— Ладно-ладно, шучу! Кто это, интересно, её привёз? Не Салтыковская машина. Неужели Настя решила личную жизнь устроить, пока папане не до неё?
— Да и пофиг на них всех! — сердито буркнул Кузя.
Мы повернули на Академическую. Из большого глянцево-синего автомобиля вышел парень на вид лет двадцати и двое девчонок — одна, понятно, Настя Салтыкова, а вторая — очень похожая на парня девица с задранным к небу носом.
— А-а! Помню эту! — обличил Кузьма. — Лизавета Трубецкая. Девки ей все завидовали люто, потому что папашу воеводой в Смоленск назначили, он поехал на три месяца большую инспекцию проводить, и мать с собой забрал, а Лизке с братом в Академию надо, поэтому они остались. Братец, пока бати нет, за старшего рулит.
— Так это, поди, он и есть? — я приглядывался к рослому парню, который помог выбраться из экипажа девушкам, а теперь что-то доставал из багажника. — Трубецкие, говоришь? Ну-ну.
— Брата не видел, утверждать не могу. Вроде, по разговорам, похож. Трубецкого Юрием зов… Опа! Кого я вижу!
Трубецкой (если это был он) захлопнул крышку багажника, и в руках у него оказались массивные, богато (нет, очень богато) украшенные ножны. С мечом, который по эфесу мы оба узнали мгновенно.
— Меч короля Артура!
08. В ЦЕНТРЕ ОБСУЖДЕНИЙ
ПОЧТИ ТАКОЙ ЖЕ
— А ведь я говорил ему на Русь не соваться! — зло выплюнул Кузьма. — Что, думал, семьдесят лет Пожарского не видно и не слышно — так и нет меня?!