Пожиратель женщин (Сборник)
Шрифт:
— Он такой беззащитный...
— ...что взыграли ваши материнские чувства? Это так естественно, но я не думаю, чтобы Джеку понравилось это движение вашей души, Патриция.
— Вы ему доложите?
— Я должен был бы это сделать... Но Джек, по-моему, переигрывает роль деспота... Я уже давно подумываю заключить союз между вами и мной...
— ...который бы исключил...
— Разумеется.
— Над этим стоит подумать.
— Я и говорю. Но все-таки не тяните слишком долго... Мистер Макнамара, мне кажется, нужно дать возможность мисс Поттер прийти немножко
— Вы хотите сказать, что я должен уйти?
— Так точно.
— Согласен.
Девит поклонился:
— Вы, право, очень понятливы, мистер Макнамара. Будьте любезны...
Питер открыл дверь, чтобы выпустить шотландца. Патриции показалось, что она больше никогда не увидит этого - великана, и у нее дрогнул голос:
— Прощайте, Малькольм, и... удачи!
Удивленный, Малькольм оглянулся:
— Прощайте? И не думайте,- мы еще увидимся, крошка!..
Глава третья
Вернувшись в зал «Гавайских пальм», в атмосферу симпатии и веселья, Малькольм произвел впечатление очень озабоченного человека. Он направился прямо к бару. Герберт встретил его со всем радушием.
— О, сэр, вы нам дали возможность повеселиться от души, и, что бы ни говорили, у нас в Сохо хоть и много развлечений, но так смеяться, как вы заставили меня, я уже и не упомню такого... Благодарю вас, сэр, и, если вы не сочтете это бестактным, я бы хотел предложить вам стаканчик.
— Охотно принимаю ваше предложение, старина. У нас в Томинтоуле есть такая поговорка: достойный мужчина всегда стоит такого же, как он.
— Вам повезло, сэр, что вы живете в Томинтоуле.
Шотландец немного подался вперед:
— Послушайте, старина, объясните мне, пожалуйста... Создается впечатление, что вы все хотели бы жить где угодно, но только не здесь, но у вас просто не хватает мужества изменить свою жизнь. Почему?
Бармен пожал плечами:
— Я не знаю, сэр. Может быть, оттого, что мы очень испорчены. Не могу вам объяснить... Вот скажешь себе: все, начинаю новую жизнь, а как только зажгутся рекламные огни Сохо, все кругом блистает и горит, ты снова влипаешь... Мелкие мы людишки, сэр, вот мы кто, если вдуматься. Никогда и никому я не говорил, сэр, ничего подобного. Видно, вы очень симпатичный человек, раз я пустился в откровения. Чудно это, но вы вызываете желание поделиться с вами всем, далее тем, в чем самому себе не признаешься... Пожалуй, я бы выпил еще стаканчик, сэр, с вашего позволения.
— Но уже за мой счет, старина!
Они выпили, и Макнамара вдруг заявил, что называется, в лоб:
— Тот парень, которого я сейчас встретил...
— Мистер Девит?
— Ну да, не нравится он мне.
— Что?
— Ну совсем не нравится. Он какой-то с двойным дном. Так бы и врезал ему по роже.
— А вот этого я бы вам не советовал делать, сэр! Когда мистер Девит обозлен, он... очень опасный... Вы понимаете, что я хочу сказать, сэр?
— Еще чего! Я тоже очень опасный, если дойдет дело... даже очень опасный. Он кто? Хозяин
— Мистер Девит? Да нет, он всего-навсего управляющий. «Гавайские пальмы» принадлежат мистеру Дункэну. — Герберт перешел на шепот. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то Девит по сравнению с Дункэном жалкий ягненок!
Патриция снова появилась на эстраде, и разговор бармена с шотландцем прервался. В зале потушили свет, и в лучах одного прожектора молодая женщина стала петь грустно-нежные песни. Вокруг царила взволнованная тишина, тем более что крепкие напитки обладали особым свойством пробуждать во всех англосаксонских сердцах необыкновенную сентиментальность. Когда Патриция перестала бубнить знаменитую тоскливо-занудную песню «Земля моих отцов» — национальный гимн Уэльса, зал ей устроил настоящую овацию. Что же до Малькольма, то он просто рыдал, чем очень удивил бармена.
— Вы чем-то встревожены, сэр?
— Старина! Эта девушка будет для меня единственной женщиной в мире, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Макнамара!
— Она вас проняла до печенок, я правильно понял?
— Проняла? Гораздо серьезнее, старина... Если я ее не отвезу в Томинтоул, мне будет казаться, что меня перестали уважать! Мы там поженимся, и Брюс Фарлэн благословит нас... Потом мы закатим пир дня на три! Я приглашаю вас, старина! Я лично приготовлю наше коронное блюдо хаггис — это пудинг такой из требухи и мяса, посмотрим, что вы мне скажете на это.
Герберт замялся. Потом прошептал:
— Сэр... я вам уже говорил, насколько вы мне симпатичны... Мне бы не хотелось, чтобы у вас были неприятности...
— Неприятности? А с чего у меня должны быть неприятности?
— Это не моего ума дело... но мисс Поттер, сэр, она вроде бы... не так уж свободна, как вам кажется...
— А что ей мешает быть свободной?
Одним духом бармен выпалил, правда шепотом:
— Хозяин... Дункэн... Они не женаты, но вроде бы и женаты...
— Так. Раз она не замужем, ведь я имею право попытать судьбу?
— Я вас предупредил, сэр.
Герберт отвернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не подошел Питер.
— Мистер Дункэн слышал, как вы играли на волынке, и хочет лично поблагодарить вас за ваш вклад в успех этого вечера.
— Гм... а мне хочется повидать певицу... она мне жутко понравилась...
Бармен грустно покачал головой. Этот бедолага шотландец нарывается на неприятности... Девит улыбнулся:
— Я думаю, что вы еще сможете пожелать ей спокойной ночи.
— Тогда вперед, старина, я иду за вами!
Дункэн встретил шотландца по всем правилам вежливости. Он сказал, что высоко оценил его бурные порывы й умение растопить зал. Расплывшись в улыбке, он добавил:
— Своим успехом в этот вечер мисс Поттер в большой степени обязана вам.
— Скажите, вы хорошо знаете мисс Поттер?
— Я думаю, что да.
— Как по-вашему, она поедет со мной в Томинтоул?
Несмотря на умение держать себя в руках, Дункэна все-таки передернуло. Ну а Питер чуть не поперхнулся виски.