Пожиратель женщин (Сборник)
Шрифт:
Джордж принес ему пинту пива:
— Вы поздно сегодня, доктор.
Джордж называл его так со времени второго посещения. Доктор Багли никогда не знал и не заботился о том; чтобы узнать, откуда Джорджу стало известно, кем он работает.
— Да, — ответил он. — Меня задержали в клинике.
Он не произнес ничего больше, и бармен вернулся за стойку. Доктор Багли подумал, насколько благоразумно он поступил. Завтра сообщение об убийстве появится во всех газетах. Вероятно, это будет обсуждаться в пабе. И вполне естественным для Джорджа будет сказать:
— В пятницу доктор заезжал как обычно. Он ничего не упомянул об убийстве... Хотя выглядел расстроенным.
Было ли подозрительным ничего не сказать? Не было ли более естественным
Хотя Багли ехал быстро, уже было далеко за десять, когда он добрался до своего дома и увидел через высокую буковую изгородь свет в спальне Элен. Значит, она поднялась, не ожидая его, а это являлось всегда дурным признаком. Въезжая в гараж, он подбадривал себя перед предстоящим. Сталлинг-Коомбе был очень тихим поселком. Небольшие частные усадьбы с домами, спроектированными с претензией на приличную архитектуру и построенными в обычной манере, каждый дом окружал обширный сад.
Сталлинг-Коомбе поддерживал мало контактов с окрестными деревушками и действительно выглядел оазисом процветающих обитателей пригорода, которые, будучи связанными узами общих предубеждений и снобизма, жили подобно изгнанникам, строго сохраняя свою цивилизацию посреди чужой им культуры. Багли купил дом пятнадцать лет назад, вскоре после женитьбы. Тогда ему не понравилось это место, и прошедшие годы доказали, как глупо не принимать во внимание первое впечатление. Но Элен оно понравилось, а Элен была беременна, так что это оказалось дополнительной причиной попытаться сделать ей приятное. Для Элен этот дом, своеобразная подделка под стиль эпохи Тюдоров, обещал многое. На переднем газоне рос огромный дуб («как раз место для прогулок в жаркие дни»), холл был просторным («потом дети будут любить устраивать здесь вечеринки»), в усадьбе царила тишина («так спокойно будет тебе, дорогой, после Лондона и всех, этих ужасных больных»).
Но беременность кончилась выкидышем, а с ним исчезла и надежда когда-либо иметь детей. Да и что бы изменилось, появись они на свет? Стал бы дом менее дорогостоящим хранилищем утраченных иллюзий? Безмолвно откинувшись на спинку сиденья и наблюдая за зловещим квадратом освещенного окна, доктор Багли размышлял над тем, что все неудачные браки в основном похожи. Он и Элен отличались от больной четы Уорриксров. Они оставались вместе, потому что думали, будто так будут менее несчастны, чем в одиночку. Если бы напряженность и несчастья брака стали больше цены испытаний от законного развода, они бы разошлись. Ни один здравомыслящий человек не стал бы терпеть раздражительность и нетерпимость. Для него существовала лишь единственная веская и неоспоримая причина развода — надежда жениться на Фредерике Саксон. Теперь эта надежда оказалась неосуществимой до тех пор, пока он мог продолжать выносить этот брак, который, несмотря на трудности, все же давал уютную иллюзию собственной необходимости. Багли презирал себя как психиатра, неспособного управлять собственными взаимоотношениями с людьми. Но кое-что все-таки от брака осталось: мимолетная волна нежности и жалости, дававшая ему силы быть большую часть времени добрым...
Он запер ворота гаража и через широкий газон прошел к входной двери. Сад выглядел неухоженным. Содержать его становилось дорого, а Элен проявляла к дому мало интереса. Во всех отношениях было бы лучше, если бы они продали усадьбу и купили другую — поменьше. Но Элен и слышать не хотела о продаже. В Сталлинг-Коомбе она была счастлива. Настолько же, насколько могла надеяться на счастье в каком-нибудь другом месте.
Багли задумался, как лучше начать разговор о новостях — об убийстве мисс Болам. Элен встречалась с ней только раз, в клинике, в прошедшую среду, и ему не довелось узнать, о чем они говорили. Но эта короткая встреча установила
Элен появилась на верхней площадке лестницы.
— Это ты, Джеймс? — спросила она.
В течение пятнадцати лет этот вопрос, задаваемый каждый вечер, забавлял его.
— Да. Извини, что опоздал. Извини, что не мог сказать тебе большего по телефону. В клинике Стина произошло нечто ужасное, и Этеридж решил, что лучше об этом поменьше болтать. Убита Энид Болам!
Из всего сказанного ее заинтересовало только имя главного врача.
— Генри Этеридж! Ну конечно, он всегда так себя ведет. Живет на Харли-стрит с соответствующей прислугой и доходом вдвое больше нашего. Ему следовало бы подумать обо мне, прежде чем задерживать тебя в клинике так поздно. Свою жену он не держит в одиночестве деревни до тех пор, пока ему вздумается отправиться домой.
— В том, что я задержался, Генри не виноват. Я же сказал тебе. Убита Энид Болам! Большую часть вечера в клинике находилась полиция.
На этот раз Элен услышала. Он почувствовал, как она судорожно вздохнула, и увидел, как сузились ее глаза, когда, кутаясь в халат, она спустилась к нему по ступенькам.
— Мисс Болам убита?
— Да, убита.
Элен стояла без движения, казалось, размышляя, затем спокойно спросила:
— Как?
Пока доктор Багли рассказывал, она молчала. Потом они оказались стоящими лицом друг к другу. Он задумался, должен ли сейчас подойти к ней, сделать какой-нибудь означавший проявление сочувствия жест. Но почему сочувствия? Что, в конце концов, потеряла Элен? Когда она заговорила, ее голос звучал холодно,как металл:
— Никто из вас не терпел ее, не так ли? Ни один из вас!
— Это нелепо, Элен! Большинство едва соприкасались с ней по работе, разве что кратковременно, и то в связи с ее профессиональными обязанностями как администратора.
— Это похоже на внутреннее дело? Не так ли?
Он поморщился от грубого судебно-полицейского жаргона, но кратко сказал:
— С твоей точки зрения, да. А что думает полиция, я не знаю.
Элен горько рассмеялась:
— О, я могу предположить, что думает полиция! — Она снова помолчала, потом спросила: — Где был ты? .
— Я сказал тебе. В гардеробной медицинского персонала.
— А Фредерика Саксон?
Было безнадежным делом ожидать теперь проявлений сострадания или сочувствия. Было бесполезно даже пытаться сохранить контроль над развитием событий.
— Она находилась в своем кабинете. Если тебе это доставит удовлетворение, ни у кого из нас нет алиби. Но если ты хочешь приписать убийство Фредерике или мне, то ты не так умна, как я считал. Старший инспектор, думаю, весьма неохотно выслушает истеричную женщину, истекающую злобой. Он видел таких достаточно много. Но попытайся! Может, тебе повезет! Почему не покопаться в моем грязном белье?
Он резко вытянул руки по направлению к ней, всего его трясло от гнева. В ужасе отшатнувшись, бросив на него негодующий взгляд, Элен повернулась и стала, спотыкаясь, подниматься по лестнице, путаясь в полах халата и рыдая как ребенок. Багли проводил ее злобным взглядом, его знобило от усталости, голода и отвращения. Сейчас необходимо пойти к ней. Надо все как-то уладить. Но не теперь, не в этот раз. Сначала он должен найти что-нибудь выпить.
На мгновение он оперся на перила лестницы и проговорил с бесконечной усталостью: