Пожиратель

Кощеев Владимир

— Но ведь… — попытавшись найти подвох в моём предложении, произнесла мать.

— Мам, ну пожа-а-алуйста! — заканючила девочка.

— Бери, маленькая, — с улыбкой сказал я, протягивая пачку масла пигалице.

— Спасибо, дядя! — воскликнула та, прижимая его к груди.

А я взял вторую пачку и едва ли не насильно вложил её в руки матери. Женщина попыталась сопротивляться, но я был непреклонен.

— Возьми! — велел я тем же тоном, каким Васильева приказывала слугам.

Сработало — женщина сомкнула

пальцы на упаковке раньше, чем сообразила, что делает.

— Спасибо, — едва слышно поблагодарила она. — Спасибо…

Я кивнул и улыбнулся, ничего не говоря.

Мать с дочкой ушли, и я кожей ощутил внимательный взгляд соседа по прилавку. Но он молчал, думая о чём-то своём, а я подумал о том, что такими темпами из меня получится хреновый продавец.

Да и чёрт с ним!

— В какую цену масло, молодой человек? — спросила старушка с полупустой авоськой в руке.

— Берите так, — ответил я, разглядывая три картофелины в вязаной сумке и одну морковку. — Приятного аппетита!

Старушка внимательно посмотрела на меня, затем бросила взгляд на молочника, словно спрашивала у того совета. Молочник кивнул, и бабулька осмелилась взять пачку и тут же убрала её в авоську.

— Храни тебя Бог, внучок!

А дальше всё повторялось раз за разом. Женщины с детьми, старики — я раздавал пачки масла, даже не думая о том, чтобы что-то говорить. Так что через какой-то час оба ящика закончились.

— Вот и всё, — произнёс я, глядя в пустые коробки.

Уже собрался уйти, как молочник выложил передо мной те три пачки, что взял у меня за аренду места.

— Не всё, парень, — сказал он. — Ещё эти остались.

Но и эти пачки ушли за несколько минут.

— А матери что скажешь? — поинтересовался молочник.

— Скажу, что продал, отдам ей заначку.

— Правильно тебя родители воспитали, — сказал мужик и уважительно на меня посмотрел.

После чего он вытащил двухлитровую бутыль, наполнил её молоком и, закрутив крышку, придвинул ко мне.

— Матери отдашь, — не терпящим возражений тоном произнёс молочник.

— Спасибо.

Эта реакция молочника знатно подняла мне настроение. Всё-таки хороших людей вокруг полно. На них весь мир и держится.

* * *

— Держи, мам, — сказал я, выкладывая небольшую стопку купюр на стол.

Пусть я практически полностью опустошил свои карманы, но главное — эти деньги теперь не будут восприняты родителями неверно. И помогут какое-то продержаться, чтобы не заниматься глупостями вроде турецких курток.

— Ого! — не скрывая эмоций, произнесла мама и принялась пересчитывать деньги, а когда закончила, воскликнула: — Игорь, как ты умудрился продать масло аж по четыре рубля за пачку?! Да ты просто прирождённый продавец! Мне теперь и в Турцию ехать не придётся!

— В Турцию ты по-любому не поедешь! — отрезал я. — Ещё не

хватало.

Мать согласно кивнула и с сожалением произнесла:

— Жаль, что тебе в академию уже на днях надо возвращаться, я могла бы ещё несколько ящиков на реализацию взять по девяносто копеек. Ты бы их тоже по четыре рубля продал…

Мама мечтательно закатила глаза, а я подумал, что знатно лопухнулся, не сопоставив отдаваемую матери сумму с количеством выданного мне утром масла. Хорошо, что она не успевала взять его ещё на реализацию.

Вечер прошёл в семейных разговорах и за просмотром новостей по телевизору. Даже на улицу к друзьям идти не хотелось — как же всё-таки хорошо дома.

Уже практически ночью, когда я почистил зубы и готовился ко сну, проходя по коридору, услышал всхлипы. А из-под двери Кати проливался свет.

— Мелкая, что случилось? — спросил я, толкнув незапертую дверь.

Катя сидела на постели и, уткнувшись в одеяло, плакала, периодически всхлипывая. Стоило мне прикрыть за собой дверь, сестра тут же принялась утирать слёзы, но вид у неё всё равно оставался расстроенным.

— Из гимназии меня выгонят, — призналась она.

— За что? Ты же хорошо учишься, — заметил я, проходя ближе.

Вновь всхлипнув, Катя принялась объяснять.

— Потому что она теперь платная будет с сентября, — сестра прервалась для судорожного вздоха, вытерла слезу и продолжила: — Её приватизировали, и теперь месяц обучения будет стоить девятьсот рублей. Большинство моих одноклассников — богатые, они могут себе позволить такую цену. А я не могу!

Это действительно серьёзная проблема.

Катя была умной девочкой и получила место в гимназии по реальным заслугам. Это было одно из лучших учебных заведений города, и после выпуска из этой гимназии имелись весьма неплохие перспективы на дальнейшую карьеру.

— А почему сразу не сказала? — спросил я, садясь на кровать и обнимая сестрёнку.

— Родители запретили, — обняв меня в ответ и уткнувшись мокрым носом мне в плечо, всхлипнула Катя. — Денег у нас всё равно нет, так что переведусь в обычную школу. А тебя расстраивать никто не хочет. Ты-то уже точно в академию поступишь после экзамена. А так волноваться только станешь. Прости…

— Сестрёнка, не надо извиняться, — погладив её по спине, вздохнул я. — Со своей учёбой я сам разберусь. И с гимназией твоей помогу. В сентябре же только платить нужно?

— Как ты поможешь? — удивилась Катя.

— Ну, я на кое-что способен, знаешь ли. Тебе повезло с братом, я способный парень, — усмехнулся я. — Не переживай, порешаем мы с твоей гимназией.

— Но как?!

— Красиво!

Я чмокнул её в макушку и, расцепив объятия, направился к выходу из комнаты.

— Не плачь и не переживай, всё будет хорошо, — обернувшись, напоследок сказал я. — Обещаю!