Пожиратели огня (худ. В Слаук)
Шрифт:
Человек в маске замолчал.
Онемев от ужаса, Оливье оглядывал место своего заключения, очень похожее на склеп.
По приказанию человека в маске все удалились; явились рабочие и заделали дверь.
Оливье остался замурованным в склепе… Он вскрикнул, упал в гроб и в ту же минуту проснулся.
Он упал с кресла, на котором спал. На лбу у него выступил холодный пот.
— Какой ужасный кошмар! — сказал он про себя. — Это мне напоминает историю в Петербурге… только то была действительность, а это, к счастью, сон.
Желая освежиться, граф отворил окно и выглянул на двор. Каково же было его удивление, когда он увидал точно такой же сад, какой ему приснился
Он как будто находился под влиянием какого-то наркотического средства. Эта мысль мелькнула у него в голове и отогнала сон; он сообразил, что если чья-нибудь преступная рука подлила ему на банкете в вино какого-нибудь снадобья, то, значит, в чьи-нибудь расчеты входило лишить его сил и воли, чтобы овладеть его личностью.
Он отошел от окна и направился к двери, которая вела в соседнюю комнату, где спал Дик. Он хотел постучать и разбудить Дика, но, проходя мимо кресла, не мог удержаться от искушения присесть. Присевши, он снова погрузился в оцепенение и прошептал, засыпая:
— Я погиб!..
На другой день канадец встал после тяжелого сна и, пошатываясь точно с похмелья, отворил дверь в комнату д'Антрэга, чтобы пожелать ему доброго утра. Заглянув в комнату, он вскрикнул изо всей мочи и лишился чувств. Он, крепкий, здоровый авантюрист, кулачный боец, победивший первого боксера в Англии, — он лишился чувств, как нервная дама: постель графа д'Антрэга была не измята, а самого его не было в комнате.
VI
«Чертов кабачок». — Мистер Боб. — След. — План Виллиго.
Как все новые города, Мельбурн развился прежде всего в «утилитарном» направлении. Сначала возникли набережные, доки, верфи, товарные склады, амбары, магазины, пробирные палатки, трактиры, кофейни, кабаки, а из всего этого образовался так называемый теперь «нижний» город. Здесь сосредоточивается вся торговля и промышленность Мельбурна, здесь кишит и толчется целый день рабочий, промышленный и торговый люд. Другой квартал города, или так называемый «верхний» город, раскинулся на другом берегу реки Ярро и занял красивую широкую равнину по обе стороны бухты Св. Филиппа. Здесь последовательно выросли губернаторский дом, дом английского епископа, биржа, роскошное здание парламента, музеи, университет, гимназии и роскошные особняки разбогатевших тузов, по большей части бывших ссыльных. В этих домах в изобилии сверкает мрамор и розовый муррейский гранит. Тут же находятся все лучшие гостиницы города, театры и красивые тенистые скверы.
Между обоими кварталами заметна огромная разница. «Нижний» город с раннего утра принимает вид улья; озабоченный деловой люд снует туда и сюда; разгружаются и нагружаются корабли, приезжают и отъезжают пассажиры, в гавани снуют лодки, по улицам гремят нагруженные товарами телеги. Но когда пройдут деловые часы, «нижний» город быстро пустеет, магазины запираются, доки затягиваются тройными железными цепями, а «верхний» город оживляется. По фешенебельным улицам его мелькают коляски, ландо и кареты, в скверах появляются расфранченные кавалеры и дамы, совершающие предобеденную прогулку. Вечером яркий свет зажигается во всех окнах, театральные и клубные фонари ярко горят, по улицам гремят экипажи, развозящие публику на балы, спектакли и концерты.
В «нижнем» городе, напротив, водворяется царство мрака; бывают освещены только грязные притоны, где собирается
2
Чиновник в Англии и ее колониях, производящий дознание по поводу найденных мертвых тел.
В описываемый нами день «верхний» город был особенно ярко освещен и представлял поэтому резкий контраст с нижним Мельбурном.
В последнем из всех притонов самым подозрительным считался в то время трактир, содержавшийся одним отставным пиратом и известный под именем «Чертова кабачка», или «Devil's Tavern». Уже один вид бандита-трактирщика мог отвадить от трактира всякого порядочного человека. Лицом и всею фигурой мистер Боб напоминал гориллу, только рыжую и вдобавок с отвратительным рубцом от левого виска до левой нижней челюсти. На этом лице отражались всевозможные грехи и пороки. Трудно было представить себе что-нибудь безобразнее и противнее.
Ко всему этому присоединялся еще грубый до скотства нрав и ни перед чем не останавливающаяся жестокость. Все беглые каторжники, лесовики, все самые отпетые негодяи боялись мистера Боба как огня и все-таки усердно посещали его таверну. Для них у него в доме было особое помещение, куда они прятались днем; это помещение состояло из обширного подвала, тогда как собственно таверна помещалась в нижнем этаже. Днем в «Чертов кабачок» заходили и честные рабочие, солдаты, матросы и мелкие ремесленники, но ночью там можно было встретить лишь подонков общества. Тогда-то и начиналось царство мистера Боба, потому что только его одного боялся этот отпетый, ни в Бога, ни в черта не верующий люд.
Мистер Боб ненавидел Дика Лефошера. Честный канадец брал нередко на себя труд конвоировать обозы золотопромышленников и гурты скваттеров; а когда он конвоировал, то никто не смел нападать на них, зная силу Дика. За это глава разбойников, содержатель «Чертова кабачка», и чувствовал непримиримую ненависть к нему. Лично они друг друга, однако, не знали.
По случаю праздника в Мельбурне собралась масса лесовиков, и все они, разумеется, сошлись в «Devil's Tavern» потолковать со своим атаманом о разных делах. Много было званых, но мало избранных: лишь немногие выдающиеся главари были приглашены мистером Бобом в таинственный подвал, где открылось самое секретное совещание.
В этом подвале, как уже говорили, прятались днем те из посетителей «Чертова кабачка», которым совершенно немыслимо было показаться днем в благоустроенном городе; тут же хранилась и разнообразная добыча грабежей и краж, а равно производился дележ награбленного, причем мистер Боб всегда ухитрялся зацепить себе львиную долю.
И это происходило с ведома и на глазах у всех. Но кто мог помешать этому в стране, где лучшие люди, то есть сама аристократия, состоит из бывших преступников, отбывших срок наказания и не замеченных ни в чем дурном за время пребывания в Австралии?! Кроме того, никакой надзор был положительно невозможен в стране, равняющейся по протяженности 5/6 Европы, при населении в триста или четыреста тысяч душ всего-навсего.