Пожиратели огня
Шрифт:
Но надо было покончить с ним как можно скорее: с таким врагом малейшая забывчивость могла повлечь за собой самые роковые последствия, и он решил преследовать его, не давая времени перевести дух, чтобы при первой же возможности выбить его из позиции. С этой целью Спайерс следовал за «Лебедем», не давая ему времени обернуться и стать лицом к лицу. Затем вдруг «Римэмбер послал в его крылья все шесть разрядов своих шести аккумуляторов, которые в противоположность „Лебедю“ и „Осе“ могли действовать и горизонтально, и вертикально, смотря по желанию и надобности. Самый ток не имел, собственно, разрушающего действия
Спустя несколько секунд Джонатан Спайерс уже спустился на землю. Среди обломков погибшего «Лебедя» в лужах крови лежало пять страшно изуродованных трупов. Красный Капитан с жадностью и напряженным вниманием вглядывался в черты погибших. Но Ивановича среди них не было!
Подоспевшие в этот момент Оливье и его друзья, желавшие поздравить Джонатана Спайерса с победой, с изумлением увидели, что он был в бешенстве.
— Этот негодяй опять ушел от нас! — воскликнул он вне себя, — а вот пять смельчаков пожертвовали жизнью, чтобы дать ему возможность бежать! Какая жалость, что такое самоотвержение не нашло себе лучшего применения! — и, склонившись над убитыми, он долго разглядывал их одного за другим.
— Все пятеро были члены общества Невидимых, — сказал наконец капитан.
— Видите, у каждого железное кольцо на пальце; это — злополучные наивные солдаты, которых таинственное общество посылает умирать за неизвестные им цели, и ни один из них не отступает даже перед смертью!
Оливье и Дик были сильно удивлены, что «человека в маске» не было в числе погибших. Опять была пролита кровь, и опять этот неуловимый враг ушел из их рук в решительную минуту.
— Но он, во всяком случае, не успел еще совершенно уйти от нас, — продолжал Джонатан Спайерс, — отсюда до Мельбурна далеко, и я сумею отыскать последнего раньше, чем он успеет покинуть Австралию. Этот человек настоящий бич: каждый его шаг запечатлен кровью, и я клянусь не отдыхать до тех пор, пока не будут отомщены все несчастные жертвы этого негодяя!
— И все мы поможем вам в этом! — заявили Оливье и Дик.
— В таком случае все на борт! — крикнул капитан своему экипажу, который сошел было на берег, обрадованный случаю погреться на солнце и подышать свежим воздухом, чего он был лишен с самого отъезда своего из Америки. Прескотт и Дэвис тотчас же направились к судну, лежавшему всего в нескольких саженях с широко раскрытыми люками, но Холлоуэй и его подчиненные не тронулись с места.
Джонатан повторил свое приказание. Тогда старший механик подошел к Красному Капитану.
— Вы имеете что-нибудь сказать мне? — спросил последний, смерив его ледяным взглядом.
— Да, капитан! — как-то неуверенно пробормотал Холлоуэй.
— Прекрасно, но прежде повинуйтесь! Раз я отдал приказание, то оно тотчас же должно быть исполнено!
Холлоуэй все еще стоял в нерешительности, а капитан не спускал с него своих проницательных холодных глаз.
Бунт на судне был делом немаловажным, и морские законы
Холлоуэй знал это; знал также и то, что Красный Капитан не задумается пристрелить его при первой попытке неповиновения. И хотя самолюбие старшего механика, двадцать раз заявлявшего своим подчиненным о том, что он не намерен долее повиноваться и снова сесть на судно, сильно страдало, тем не менее он медленно направился к «Римэмберу», куда за ним последовали остальные механики. Не успел он ступить ногой на судно, как Джонатан Спайерс, подозвав Дэвиса, приказал ему громким, отчетливым голосом:
— На двое суток в кандалы мистера Холлоуэя, чтобы научить его повиноваться с большей поспешностью!
Дэвис молча исполнил приказание и отвел Холлоуэя в междупалубное помещение, предназначенное для арестов.
Признаки участия в заговоре и остальных механиков не укрылись от наблюдательного капитана, но он предпочел сделать вид, что ничего не замечает. Покорно принятое Холлоуэем наказание совершенно дискредитировало его во мнении подчиненных, и дальнейшее его влияние на них было погублено теперь навсегда; следовательно, дальнейшие попытки бунта были, так сказать, уничтожены в зародыше.
Собственно говоря, маленький экипаж «Римэмбера» был отчасти прав в своем возмущении против существующих на судне порядков, и, будь Холлоуэй человеком с более сильным характером, он бы смело сказал капитану:
— Мы обязались служить не на военном судне, а вы с первых же дней плавания позволяете убить троих из нас и рискуете, не спросясь, жизнью всех остальных! На подобных условиях мы отказываемся продолжать службу на вашем судне!
И Джонатан Спайерс должен бы был примириться с этим; иначе, если бы он прибегнул к револьверу, то был бы повешен, как только ступит на берег Соединенных Штатов.
Тем временем все, кроме Тома, негра и мистера Литльстона, уже вошли на судно. Видя это, капитан обратился к последнему строгим, холодным тоном:
— Вы меня слышали?
— Слышал, капитан!
— Так чего же вы ждете?
— Я хочу заявить, капитан, что подаю в отставку!..
— Во время плавания я не могу принять вашей отставки, кроме того, напоминаю вам, что вы приняты мною на службу на два года!
— Да, в качестве казначея на судне, но «Римэмбер» вовсе не судно!
— Что же это такое, сударь? — спросил Джонатан, чувствуя, что им овладевает бешенство.
— Это баллон, капитан!
— Баллон?
— Да, баллон! Заметьте, мы прибыли из Америки в Австралию воздушным путем, затем простояли пять суток под водою, что также не может считаться нормальным положением для судна, а в заключение снова совершили небольшой воздушный полет, который мне вовсе не пришелся по вкусу. И так как мы по сие время плавали исключительно в воздухе, то «Римэмбер» должен быть прозван баллоном, а не судном. А я, повторяю, не обязался служить на баллоне, и потому не вернусь больше на «Римэмбер».