Пожиратели огня
Шрифт:
— Твердо решил! — сказал казак.
— Ладно! Отчего же не попытаться?!
Оседланных коней обоих казаков накормили овсом, политым водкой из дорожной фляги Ивановича, а пока кони ели свой овес, двух лошадей, обреченных на гибель, ввели на насыпь и, завязав им глаза, вдруг вытянули хлыстом. Испуганные такой неожиданностью, благородные животные рванулись вперед и очутились среди ошеломленных волков. Но при прыжке повязки спали с глаз лошадей, и они с молниеносной быстротой в несколько безумно смелых прыжков очутились вне площади, занятой стаей, и неслись уже с быстротой
Лошадей пустили в направлении, как раз противоположном тому, где лежал перевоз, таким образом, путь на время освободился. Ворота распахнулись, чтобы выпустить казаков, и тотчас же снова заперли на все засовы. Затем Иванович и Холлоуэй поспешили на насыпь, чтобы следить за рискованным бегством отчаянно смелых казаков.
Видя счастливый успех смелой вылазки казаков, Иванович подумал было предложить Холлоуэю бежать вместе с казаками, но тотчас же отверг эту мысль: так незначительны были шансы на успех. И действительно, не прошло нескольких минут, как волки, каким-то необъяснимым образом почуявшие беглецов, кинулись за ними громадной массой, в 500 или 600 голов, между тем как остальные продолжали преследовать двух выпущенных коней. Но казаки мчались, как вихрь; они успели достаточно уйти вперед, прежде чем волки спохватились преследовать их, и потому в тот момент, когда всадники скрылись с горизонта, золки еще не успели нагнать их.
— Они спасены! — радостно воскликнул Холлоуэй.
— Спасены!.. — повторил за ним Иванович недоверчиво. — Вы забываете, что им придется по меньшей мере скакать два часа таким же образом, чтобы достигнуть перевоза.
XVII
Оставшись одни, Иванович и Холлоуэй перенесли свое внимание в сторону выпущенных на волю коней; отчаянно смелые животные геройски защищались, отбиваясь от волков. Не отходя далеко от ограды, они носились вокруг нее, меняя направление, причем волки постоянно сшибались между собой, опрокидывая друг друга и производя задержку, чем давали минуты передышки прекрасным скакунам.
— Они как будто стараются приблизиться к избе! — заметил Холлоуэй.
— Это вполне естественно, — проговорил Иванович, — ведь они же знают, что другие лошади здесь!
— Бедняги, — сказал янки, — они, быть может, подойдут к самым воротам, прося помощи, а мы не сможем впустить их!
— Быть может, они спасают нас, — заметил Иванович. — Если бы они неслись прямо вперед, их погоня продолжалась бы всего несколько минут. Но, описывая круги и постоянно шарахаясь в стороны, они утомляют врагов, поминутно обманывая их ожидания!
Выпущенные кони продолжали носиться кругами, производя самые неожиданные движения и, по-видимому, нимало не утомляясь этим беспрерывным бегом; волки же заметно выбивались из сил, падали от усталости, метались, запыхавшись, с высунутыми языками. С каждой минутой шансы на спасение осажденных в избе увеличивались. Иванович смотрел на небо, где уже начинали бледнеть звезды и близился восход. Теперь помощь должна была быть здесь недалеко,
Между тем кони продолжали носиться, как вихрь, утомляя волков, наконец, обманным движением произведя диверсию, оба скакуна вдруг ринулись прямо к избе и с разбега, точно перелетев через ограду, упали во дворе избы, встреченные громким радостным ржанием своих товарищей.
Даже Иванович и Холлоуэй не могли не восхититься этим подвигом благородных животных, хотя их появление в избе страшно ухудшало их положение.
Ошеломленные в первый момент, волки вскоре, однако, как будто еще более рассвирепели и с бешенством накинулись на ограду избы, уже достаточно пострадавшую от прежних атак и грозившую теперь ежеминутно рухнуть под их напором.
Между тем со стороны перевоза все еще ничего не было видно.
— Будем стрелять без перерыва, — предложил Иванович, — чтобы помощь, если она спешит к нам, по частым выстрелам могла понять, что мы в крайней опасности и что надо спешить!
В этот момент с той стороны, с которой не защищали осажденные, стена дала достаточно глубокую и широкую трещину, и старый матерый волк, очевидно, самый смелый и сильный, вскочил через эту брешь на насыпь и скатился во двор. Холлоуэй прицелился и хотел пристрелить волка, но прежде, чем он успел взвести курок, один из коней ударом копыта раздробил волку голову и переломил хребет. Возбужденные предсмертным воем товарищи волка с удвоенным бешенством накинулись на ограду. Казалось, минуты осажденных были сочтены. Вдруг в этот момент вдали послышались звуки трубы.
— Спасены! Спасены! — крикнул Холлоуэй.
То были табунщики во главе с Черни-Чагом. И странное дело, при звуке этой трубы волки стали как будто нерешительны, и, чем ближе звучала труба, тем более росла эта нерешительность, объясняемая их страхом, который эти хищники питают к табунщикам. Наконец еще раньше, чем грозные табунщики подоспели к избе, волки обратились в бегство. И это было как раз вовремя: пятью минутами позже спасители нашли бы только полуобглоданные трупы людей.
Холлоуэй, сохранивший вплоть до конца присутствие духа и энергию, поспешил распахнуть ворота и, вскочив на коня, присоединился, сгорая жаждою мщения, к табунщикам, которые бешено устремились на обратившуюся в бегство стаю. Погоня длилась целых два часа, и когда табунщики решили наконец вернуться в избу, то почти вся стая волков была уничтожена.
Между тем Черни-Чаг, предоставив табунщикам делать свое дело, спешился и вошел в избу приветствовать Ивановича, которого он уже знал раньше.
— Спасибо тебе, Черни-Чаг, я никогда не забуду, что ты сегодня спас мне жизнь! — проговорил Иванович.
— Я считаю себя счастливым, — сказал паромщик, — что мог оказать вам эту услугу; однако вся честь спасения принадлежит ведь вашим двум казакам!
— Я вознагражу их по заслугам, но это не умаляет твоей заслуги; без того влияния, каким ты пользуешься в своем округе, и без той поспешности, с какой ты сумел собрать табунщиков и поспешил к нам на помощь, мы неминуемо бы погибли! Говори, какой ты хочешь награды!