Пожиратели стен

Брюссоло Серж

— А уж перепробовано было много, не сомневайся! — пояснила однажды Джувия, когда у нее случилось настроение поболтать. — Не одному из нас приходила в голову идея поместить в множительные баки кусочки металлов, но машины всегда отказывались их воспроизводить. Потом мы поняли, что таким способом можно выращивать только живые ткани: мясо, овощи, зелень, но только не минералы. Самые ученые из нас тогда попытались скрестить разные породы дерева, чтобы получить особую древесину, крепче стали. Но все, чего они добились, — это разные диковины: самовозгорающееся дерево, дерево-губка, эластичный дуб и еще всякая всячина! Что бы мы ни делали, мы все равно были обречены на одну только древесину. Пока наконец не пришли термиты, а вместе с ними и свобода…

Зигрид

стояла у самого подножия сохнущей пирамиды. Джувия сняла с нее цепь, чтобы поболтать в сторонке с одним из охранников, так что у девушки появился часок передышки. Несмотря на опасность возможного обвала, погрузочные работы она считала менее тяжкими, чем все остальные. По сути, это было единственное место, где она могла перекинуться словечком со своими товарищами по рабству без угрозы получить нагоняй от надсмотрщиков. Те, опасаясь обвала, из осторожности держались подальше от пирамиды, предоставляя своим пленникам редкую возможность нарушить закон молчания.

Вооружившись большим крюком, Зигрид поволокла один из свежеприготовленных блоков к основанию пирамиды. Обветшалая система деревянных цилиндров, уложенных на полу друг за другом, выполняла функцию ленточного конвейера. Остальное оборудование здесь было столь же архаичным. Отсутствие металла вынуждало рабочих пользоваться исключительно роликами и шкивами из древесины дуба и веревками из растительного волокна вместо тросов. Здесь больше, чем где-либо еще, все зависело от крепости мускулов. Малейшее неверное движение или просто судорога могли вызвать смертоносную лавину.

— Привет! — раздался низкий голос слева от нее. — Как делишки?

Зигрид приветственно подняла руку. Макмо с его черной кожей и курчавыми волосами с самого начала произвел на нее сильное впечатление. Несмотря на небольшой рост, он мог похвастаться мускулатурой римского гладиатора. Говорили, что Базорак предлагал ему сражаться в рядах похитителей железа, но он отказался, хотя рисковал положить из-за этого голову на плаху. Тогда главарь разбойников приговорил его к каторжным работам в надежде, что однажды он передумает.

— Дерево становится все более липким, — процедил юный геркулес сквозь зубы. — Блоки уже не сохнут, а гниют. Чувствуешь этот запах?

В основании пирамиды уже натекла целая лужа сочащегося из дерева сока, и его запах сделал бы честь любому болоту.

— Только не дотрагивайся! — торопливо добавил Макмо. — Сок уже начал бродить и вот-вот превратится в клей — очень опасный, склеивает что угодно практически намертво. Иногда надсмотрщики так развлекаются: намажут руки и ноги какого-нибудь пленника, и бедолага так и торчит, прилипнув к земле, пока кто-нибудь не сжалится и не срежет ему кожу с ладоней и стоп бритвой!

Для Зигрид такое преобразование сока было еще одним свидетельством того, что с деревом произошла какая-то необратимая мутация. Наверное, машина каким-то образом разладилась, и теперь искусственному умножению подвергались только аномальные клетки. Обрабатывая какую-нибудь доску рубанком, она всякий раз разглядывала занозистую поверхность дерева с тревогой. «Оно все еще живое! — думала она, поглаживая рукой детали мебели или плашки паркета. — Оно готово проснуться!»

Она работала уже два часа, когда Джувия вернулась и забрала ее для ежедневного обхода с разнообразными починками. До самого вечера девушка и великанша ходили от порога к порогу, предлагая свои услуги без всякой платы. Это хождение по домам быстро заставило Зигрид убедиться в том, что ее теория обоснованна. Каждый день она натыкалась на все новые и новые свидетельства своей правоты: после сушки, распиливания, обработки и сборки дерево по-прежнему оставалось живым. Ножки стульев продолжали расти, приподнимая сиденья так высоко, что скоро ими уже невозможно было пользоваться. Смолистый сок, который обладал редкостной способностью заживлять любые раны на дереве, то и дело сращивал дверцы шкафов,

ящики комодов и крышки сундуков, так что открыть их можно было только пилой. Тщательно отделанная мебель постепенно теряла форму, покрывалась корой или пускала корни, а иногда выбрасывала покрытые зелеными листьями побеги.

Обязанности Зигрид состояли в том, чтобы исправлять эти неполадки — подрезать ножки стульев, возвращая им нормальную высоту, или укрощать одичавшие столы, при том что она прекрасно понимала — это лишь временное средство, и назавтра все придется начинать снова. Люди относились к ней как к безмолвному домашнему животному, и она пользовалась этим, чтобы подслушивать разговоры и собирать полезные сведения.

Варварами постепенно овладевал неясный страх. Ежедневные нарушения обыденного хода вещей уже были заметны всем, хотя говорилось об этом все больше намеками. Большинство, сталкиваясь с разрушением привычного им мира, начинали мечтать, чтобы завоевательная кампания началась как можно скорее; никто не хотел упустить шанс, подаренный им термитами. Все думали только об одном — пора уходить. Новые места, новые горизонты.

В тот же вечер Джувия, на которую вдруг накатило мрачное настроение, крепко выпила. С регулярностью метронома она высаживала стакан за стаканом, пока не прикончила третью бутылку, после чего свалилась со стула и уснула прямо под столом. Поначалу Зигрид не решалась покинуть свой тощий тюфячок, опасаясь какой-нибудь очередной уловки, на которые была так изобретательна ее хозяйка, но при виде ее багрового оплывшего лица все-таки отбросила осторожность. Распластавшись навзничь посреди лужи спиртного, великанша бормотала какие-то бессвязные слова. Когда Зигрид опасливо приподняла ей веко, она никак не отреагировала. Тогда девушка ухватила в кладовке бутылку вина, краюху хлеба, несколько ломтей вяленого мяса и завернула все это в кусок чистого полотна.

Разумеется, о том, чтобы выбраться из лагеря, не могло быть и речи: вокруг всей ограды, да и перед домом Джувии дежурили часовые. Зато, отодвинув две неприметные доски, можно было легко проскользнуть в общую спальню, где ночевали остальные рабы, и найти там Макмо. Зигрид уже три недели безуспешно пыталась с ним подружиться, рассчитывая, что такой человек непременно окажется полезен ей в ближайшем будущем.

Прижав сверток с едой к груди, она беззвучно сняла с гвоздей две доски в глубине подсобки и тихонько прокралась по натертому паркету. За двадцать дней это была ее вторая ночная вылазка. Никто не обращал на нее внимания; все здешнее рабское сословие состояло преимущественно из подростков или запуганных женщин, которые едва не теряли сознания от одного вида Джувии. Единственный из них, кто мог представлять какую-то опасность, был Макмо, которого охранники на ночь заковывали в цепи. Он даже гордился этой необычной привилегией, повторяя по десять раз на дню: «Железо! Можешь себе представить? Они тратят драгоценное железо ради того, чтобы держать меня в плену! Когда на меня надевают оковы, я чувствую себя принцем!»

Прокравшись до сарая, где держали рабов, Зигрид принялась ощупывать стену в поисках входа. Часовые за ее спиной перекидывались обычными тупыми шутками. Паркет, к счастью, был сработан неплохо и ни скрипом, ни шорохом не выдавал ее шагов. Наконец она нащупала какой-то узкий лаз среди досок и благодаря своей худобе протиснулась в него. Внутри царила влажная, как в парнике, удушливая жара, пропитанная испарениями пота и мочи. Люди спали вповалку прямо на полу, и на мгновение ей показалось, что она стоит на поле сражения, где каждый убитый рухнул в том положении, в каком его настигла пуля. Дети во сне всхлипывали, женщины стонали. Иногда звучало чье-то имя, замирая тоскливой вибрирующей нотой. Зигрид прислонилась к стене, ожидая, пока ее зрачки привыкнут к темноте. Пробираться дальше вслепую было нельзя — вдруг наступишь на руку кому-нибудь из спящих, и он своим криком тут же спровоцирует появление охраны.