Пожирающая Серость
Шрифт:
Она не знала, как выглядит Зверь. Никто из живых не знал.
Но Харпер знала, как он звучит. Не проходило ни дня, чтобы ее не преследовало воспоминание о его тоненьком, резонирующем голосе в ее голове.
Уже почти рассвело, но она была на ногах с трех часов, тренируясь управляться с мечом за семейным коттеджем. Вокруг нее ютились каменные животные в чахлой траве – красновато-коричневые зрители. Эти статуи были почти семейной реликвией Карлайлов. Некоторые создавались как стражи, вырезанные из затвердевшей глины и служащие в качестве грубых сосудов для глаз и ушей Карлайлов. Но другие, как олень, некогда
Прошло много времени с тех пор, как Четверка Дорог видела столь могущественного Карлайла.
– Я победила, – тихо произнесла Харпер, и в ту же секунду на ее мобильном, лежащем между ушами спящего стража-оленя, зазвенел утренний будильник.
Харпер направилась в дом, прихватив с собой меч, хоть ей и пришлось использовать культю, чтобы открыть дверь. Потеря левой руки преобразила ее стиль борьбы, изменила равновесие, работу ног, технику выпадов. Но то, какой уверенной она себя чувствовала с мечом, осталось неизменным.
Думать о первом учебном дне было легче с мечом в руке.
Харпер вытерла ноги, бесшумно крадясь по дому, останавливаясь лишь для того, чтобы неохотно вернуть меч на его почетное место над камином. Может, такой ранний подъем для тренировки и был излишним, но в ее семье восемь человек. И все любопытные, даже младенцы. Ни один из них не знал, что она продолжила практиковаться после несчастного случая.
Харпер была готова пожертвовать сном, чтобы все так и оставалось. Все равно ее сон после потери левой руки и сном-то назвать было трудно. После дня, когда она попала в Серость.
И через три года Харпер все еще снились воды озера, смыкающиеся над головой. Снилось, как она вынырнула в другом месте, где воздух не наполнял легкие, а ее рука рассыпалась в щебень на берегу. Это был лес или походил на него, но деревья казались скрюченными скелетами, согнувшимися под неподвижным небом, которое сияло стальным блеском. В Серости не было красок. Никаких тонов, помимо ярко-алого цвета ее крови.
Харпер отмахнулась от воспоминаний и, сбросив напряжение, продолжила заниматься своими утренними делами.
К шести – когда звенел будильник родителей – Харпер уже оделась, забросила все попытки привести в порядок свои темные кудри по пояс и подвела глаза. Следующие полчаса она стаскивала Бретта с Норой с кроватей, чтобы отправить их готовиться к школе, и попутно пыталась не споткнуться о провод утюжков для волос Митси.
– Может, поможешь? – Харпер оглянулась на туалетный столик, за которым Митси вплетала в свои рыжие волосы медальон основателей. – Разбуди Сета.
– Я занята. – Митси наклонила голову, любуясь блеском украшения.
– Чем, разглядыванием своего отражения? – Харпер не могла сдержать ноток зависти в своем голосе. Она так и не получила медальон, ей приходилось довольствоваться простым оберегом с камешком.
Лицо Митси в запятнанном зеркале выражало странную смесь самодовольства и жалости.
– Можно ли меня в этом винить?
– Все нормально! – крикнула Нора, на бегу надевая две совершенно разные туфельки. – Я сама его разбужу.
– Ты же знаешь, что это туфельки от разных пар, верно? – поинтересовалась Харпер, улыбаясь младшей сестре. Безграничная энергия Норы перепугала многих
Нора надула губки:
– Мне нравится, как они смотрятся.
Прежде чем Харпер смогла ответить, дверь в их комнату распахнулась. На пороге стоял отец, Морис Карлайл, держащий на руках ерзающего малыша Олли.
– Пора завтракать, дети, – сказал он Бретту с Норой. – Я приготовил блинчики.
Бретт с Норой кинулись к двери, и когда Морис отошел, чтобы пропустить их, на его угловатом лице появилась улыбка:
– Дальше я сам.
Обычно утром порядок сборов контролировал отец, поскольку мать Харпер, Лорел Карлайл, часто была в командировках по своим адвокатским делам в соседнем городке. Но Харпер ничего не имела против. Лорел отдавала предпочтение Митси, а любимицей Мориса всегда была Харпер. И она радовалась, что именно он проводил больше времени дома.
Остаток утра прошел как в тумане. Прогулка с Бреттом и Норой к автобусу, усаживание Митси, Харпер и Сета в разбитый автомобиль отца, грохочущая дорога в школу Четверки Дорог. Сет резко остановил машину посреди двух парковочных мест и направился прямо к лентяям, которые каждое утро тусовались за школой и курили сигареты. Через секунду упорхнула и Митси, встряхнув рыжими волосами.
Харпер шла медленнее, крупная сумка оттягивала плечо. Толпа впереди разделилась на две части, инстинктивно обходя скамейку, где в окружении своих почитателей сидели Готорны. Широкие плечи Джастина выделялись из толпы, тонкая голубая ткань футболки натянулась, когда он повернулся к Мэй и рассмеялся. Утренний свет превратил его светлые волосы в волны расплавленного золота, а медальон на запястье сиял кроваво-алым.
В Четверке Дорог чтили потомков основателей, но любовь города к Джастину была больше, чем просто дань уважения его семье. Он тепло приветствовал каждого встречного, а некоторых избранных даже хлопал по плечу. Отходя от него, люди выглядели одурманенными, словно долго смотрели на солнце.
Но в Харпер его тщательно отрепетированная улыбка пробуждала только ярость, как точильный камень, заостряющий лезвие меча.
После несчастного случая она считала себя разочарованием. Но отец велел ей использовать слово «выжившая» – и Харпер прислушалась. Нет смысла бичевать себя за провал ритуала. Ее злость предназначалась Готорнам, которые решили, что она ничто, когда Харпер вернулась из Серости без своих сил. И персонально Джастину Готорну, который отверг их дружбу длиною в жизнь, встав на сторону матери вместо того, чтобы поддержать подругу.
– Трус, – пробормотала девушка, пробираясь через толпу.
Харпер пришла в кабинет первой. Заняла свое место, на котором сидела с девятого класса. Постепенно начали прибывать одноклассники, большинство – только после второго звонка.
В школе Четверки Дорог было всего пятьдесят семь выпускников. Все они были знакомы друг с другом с младенчества, и хотя Харпер чувствовала на себе взгляды учеников, с ней никто не здоровался. Впереди сплетничали Лия Рейнс и Сюзетт Лэнхэм; они были лучшими подругами, которые с недавних пор начали встречаться и уже были номинированы на лучшую пару класса для выпускного альбома. Энни Мур занял место справа от нее, а Сё-Цзинь Парк и Кэл Гонзалес сели рядом, оживленно обсуждая команду по бегу.