…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов
Шрифт:
За ними был просторный холл с мягкими креслами, цветным телевизором, экраном для демонстрации кинофильмов, аквариумами с золотыми рыбками вдоль переборок. Отсюда можно было выйти на прогулочную веранду, она располагалась ниже, или подняться по винтовой лестнице на второй этаж, где имелись каюты для экипажа и офицеров, камбуз и кают-компания: на «Дельфине» была в обиходе морская терминология.
Генерал Михайлов пересек холл и открыл дверь в отделение связистов, которые еще раз тщательно проверяли надежность связи со штабами, разбросанными
Еще немного – и Виталий Дмитриевич в кабине экипажа.
Летим, Виктор Леонидович? – спросил генерал у полковника Гусева.
Летим, – в топ ответил командир дирижабля. – А что делать? Надо… Вот и летим.
Да уж, – сказал Михайлов. – Скоро начнем… Значит, как условлено: два часа идешь на восток, потом при вяжешься к Хуртамышу, сделаешь над ним кружочек. Этак примерно с час полетаем – и сразу на обратный курс. Улавливаешь?
– Уже уловил, товарищ генерал-майор, – улыбнулся Гусев. – Сделаю все по науке, как учили…
– Тогда ладненько, – удовлетворенно кивнул Виталий Дмитриевич. – Давай полный вперед, а я буду командовать землею.
Ровно в назначенное время к ракетчикам, участвующим в тренировке, пришел учебный сигнал «Скелет». Согласно замыслу тренировки он означал, что отрабатывается сложная ситуация начального периода войны.
Операторы, каждый из которых отвечал за отдельное подразделение, в спешном порядке – хоть и учебная, а война! – уточняли обстановку. При этом предполагалось, что основные наземные пункты управления могут быть выведены из строя. Для того и существовал их «Дельфин», чтоб взять командование на себя.
Когда сведения были собраны и обобщены на центральной бортовой вычислительной машине, Виталий Дмитриевич определил порядок дальнейших действий.
А обстановка все усложнялась. Операторы работали в напряженном ритме. Доклады следовали один за другим. И вот уже взлетают ракеты – тоже условно, в сознании операторов «Дельфина», офицеров штабов, которые докладывают сейчас генералу Михайлову о результатах пуска. И на бумаге, конечно, для последующего разбора военной игры.
«Молодцы, – подумал Виталий Дмитриевич о своих людях, – крепко держат связь».
Он принимал донесения операторов о состоянии боеспособности войск, а сам пил вкусный, крепко заваренный чай, куда, зная его слабость, полковник Лопусов добавил «золотого корня» – ведь Михайлов служил в тех краях, где растет эта целебная Радиола розовая. Самые лучшие годы службы Михайлов провел в Каменогорске. Он был заядлым охотником и рыболовом, а в тех божественных местах и дичи было еще много, и в реках водились таймени, ленки, хариусы, не говоря уже о фантастических размеров карасях, которые так хороши поджаренные в сметане.
«Обед, что ли, скоро? – подумал Михайлов. – Иначе чего б это я о карасях завспоминал…»
Генерал встал из-за пульта управления и подошел к голографическому изображению полушарий Земли, запе чатленных так, как если бы Михайлов смотрел на планету из иллюминатора космического корабля
Виталий Дмитриевич смотрел на Евразийский материк, размахнувшийся больше чем на все Восточное полушарие- Чукотка выползала за 180-й меридиан и лежала в западной долготе, – и думал о разнице во времени полета ракет, запущенных из точек с такими разными географическими координатами.
«Помешался я на этих взаимодействиях, – полушутливо-полусерьезно подумал о себе генерал. – Может быть, анахронизм уже все то, над чем сам ломаю голову и профессорам в академии мозги морочу?»
«Может, скоро ты вообще никому не будешь нужен, генерал-ракетчик, – подначил Михайлова внутренний голос. – Время такое… Ко всеобщему разоружению идем».
«Не пропаду, – возразил Виталий Дмитриевич. – Чай, больше четверти века честно служил Родине. Право на пенсию заработал…»
«И такой бугай будет «козла» во дворе забивать… Или малину на даче выращивать?..»
«Дачи у меня пет, – обиделся Михайлов. – Да и я ведь по натуре лесной человек… Вот выйду в отставку – тогда и поеду в Каменогорск, поступлю лесником на таежный кордон. Там, кстати, сейчас заповедник на реке Шамаре завели. Вот и буду охранять природу, зверье всякое от недобрых людей. Самое занятие для стратегического ракетчика».
– «Мария Степановна из Москвы за тобой не поедет», – не унимался голос.
«Пусть остается… Письма будем друг другу писать, в гости ездить… Впрочем, как это не поедет?! Да она всю жизнь за мной, как нитка за иголкой! Ишь ты – не поедет…»
Генерал Михайлов громко рассмеялся: надо же, так увлекся спором с самим собой…
«Не рано ли ты о лесной жизни размечтался? – насмешливо спросил себя Виталий Дмитриевич. – Не такто просто Западу преодолеть стереотипы старого мышления… За океаном уже в декабре восемьдесят седьмого, еще чернила на Договоре РСД-РМД не высохли, принялись вовсю шуметь о необходимости компенсации. Ульт раконсерваторы на все голоса завопили о новом Мюнхене, поражении, которое якобы потерпела администрация Белого дома. И вообще, антисоветизм, как систему негативных представлений о России и ее народах, никто не отменял, гигантский пропагандистский механизм внедрения в массовое сознание тех же американцев образа врага сохранился почти в том же виде».
Генерал Михайлов вздохнул. Он вспомнил, что при хваленой на все лады западной «гласности» широкие круги американской общественности так и не узнали, что ракеты «Першинг-2», размещенные на территории ФРГ, были нацелены на Москву. Правда, сообщение об этом проскользнуло в «Дифенс электроник», но кто читает этот технический журнал, предназначенный только для специалистов в области вооружения?
«Так-то вот, – сказал себе Виталий Дмитриевич, – с амплуа лесника-анахорета придется погодить, генерал…»