Пожнешь бурю
Шрифт:
За спиной прозвучал мягкий голос Мереуин:
– Почему, Иен?
– Потому что не придумал другого способа убедить вас в своем бескорыстии. Только вы были мне нужны, только ваша любовь может придать смысл моей жизни, но даже себе я не пожелал в этом признаться, а теперь своей слепотой и глупостью все погубил.
Иен услышал приближающиеся легкие шаги, почувствовал аромат волос и стиснул зубы, боясь оглянуться.
Последовала долгая полная глубокого смысла пауза. Потом Мереуин мягко проговорила:
– О, Иен, я…
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Энни Фицхью
– Мораг доложила мне, что пропустила вас наверх, – обратилась она к лорду Монтегю, ничуть не смущаясь тем фактом, что ей пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. – Я вынуждена просить вас удалиться! Ни лэрда, ни мистера Кольма нету, а мисс Мереуин в ее состоянии нельзя волноваться.
Мереуин увидела знакомую насмешливую улыбку, искривившую чувственные губы маркиза, но во взгляде, устремленном на Энни, была нежность.
– Я и не думал волновать Мереуин, – ласково сказал Иен и одарил старушку чарующей улыбкой.
– Стало быть, вы уходите? – величественно уточнила Энни, стараясь обрести прежнюю холодность. – Или нам придется вас вывести.
При этом она оглянулась на слуг, ища поддержки, но грозная армия начинала выказывать признаки нерешительности, лицом к лицу столкнувшись с гигантом, который, по слухам, был еще хуже своего дядюшки Эдварда Вильерса.
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал маркиз со всей возможной любезностью. – Я уже ухожу.
Иен бросил последний взгляд на Мереуин, и все его высокомерие испарилось при виде прекрасного личика, выражавшего лишь нетерпение и боль. Он резко повернулся и быстро направился к выходу мимо почтительно расступившихся слуг.
– Как вы, моя дорогая? – обеспокоенно спросила Энни, вглядываясь в широко раскрытые синие глаза.
– Я… П-прекрасно, – заверила ее Мереуин, но голос ее был слабым, а дыхание быстрым и прерывистым. Она все еще прижимала к груди запечатанный конверт, и холодная шершавая бумага, казалось, жгла ей пальцы.
Иен Вильерс устало спрыгнул с коня и минуту постоял во дворе конюшни, разминая затекшие мускулы. Спускались сумерки, солнце, в первый раз на его памяти засиявшее в Гленкерне, опускалось за горы, смягчая острые силуэты вершин, окрашивая их в пурпурный цвет. Бурные воды Лифа, бегущего мимо почерневших каменных стен замка, дробили радугу красок на яркие сверкающие пятна, переливающиеся на поверхности стремительно движущейся воды. В воздухе пахло осенью, ветер доносил острый запах торфа, которого еще вчера не чувствовалось. Внизу в долине стояли высокие золотые копны сжатой ржи, которые сверху казались яркими заплатками на темной земле.
Иен с самого рассвета объезжал свои владения, хотя он и вернул свою долю Макэйлисам, оставалось еще множество дел, которые следовало переделать до наступления зимы, а он слишком все запустил за долгие месяцы отсутствия. Медленно шагая к замку, Иен глубоко вдыхал чистый свежий воздух, удивляясь своему волнению перед красотой заката.
Если раньше он не любил пронизывающий сырой горный воздух, унылые болота и неприступные горы, то теперь находил в этой дикой
Да, это суровая земля, живущие здесь люди вынуждены ежедневно бороться за существование, но он чувствовал в себе готовность разделить их нелегкую долю. Может, именно эта земля, эта неяркая красота природы и наделили Мереуин силой и храбростью, которыми он восхищался с той самой минуты, как впервые увидел ее? Может, поэтому он ощутил родство с суровым прекрасным краем, столь похожим на женщину, которую любит больше всего на свете.
Да, решил Иен, внутренняя сила, присущая красавице девушке, завоевавшей его сердце, так похожа на стойкую непоколебимость гор, величественно вздымающихся перед ним. Глубокие синие воды Лифа, сверкающие под солнцем, так же прекрасны, как раскосые глаз с золотыми искрами, и даже печальные крики кроншнепов, пролетающих над головой, напоминают ее мягкий волнующий голос. Да, она – часть этой земли, и Иен только сейчас начинал понимать, почему Мереуин так отчаянно боролась за спасение своего дома от воплощенной в маркизе Монтегю опасности. Лишить Мереуин всего этого – все равно, что с корнем вырвать чудесный цветок и пересадить в другую почву. Он может выжить благодаря любовной заботе и неусыпному вниманию, но никогда не разрастется и не расцветет так пышно, как на родной земле.
Усталая улыбка осветила измученное лицо. Ему хотелось поделиться с Мереуин своими открытиями, услышать, как она рассмеется, потому что он рассказал бы о том, что она знала всегда. Улыбка быстро угасла, мягкий взгляд серых глаз посуровел. Мереуин ему больше не принадлежит, резко напомнил он себе. Минула почти неделя с тех пор, как он открыл ей свою душу, и ничего в ответ, никакого отклика из замка на другом берегу реки. Черт бы побрал всех Макэйлисов!
Нахмурившись, Иен вошел в дверь для прислуги, игнорируя устрашающий взгляд Дэвиса на куски грязи, оставленные его сапогами на начищенном каменном полу. Однако выражение лица камердинера быстро изменилось, стало ясно, что ему надо сказать нечто очень важное, и он с решительным видом поспешил за хозяином, направляющимся к лестнице.
– Постойте минутку, милорд…
– Оставьте меня, Дэвис, – проворчал маркиз, не замедляя шага, – или я сверну вашу чертову шею.
Дэвис, раскрыв рот, глядел вслед удаляющейся высокой фигуре и удивленно спрашивал себя, что это, ради всего святого, на него нашло? Господи, ежели это продлится еще какое-то время, он лучше вернется в Лондон и будет терпеть нытье своего старого недруга Фрэнсиса! Что касается новости, которую он намеревался преподнести маркизу, то пусть этот людоед сам узнает!
Иен, у которого болели все мышцы после целого дня, проведенного в седле, думал о горячей ванне как о манне небесной. Что же касается Мереуин, то он поклялся вернуть ее и вернет, ибо принадлежит к числу людей, добивающихся своего любой ценой, по поразмыслит об этом завтра, а сейчас он слишком устал и нуждается в отдыхе.
Заслышав тяжелые шаги маркиза в коридоре, Джок Гоуэри, маленький, худой старичок, до сих пор упрямо отказывающийся носить что-либо, кроме одного и того же вылинявшего килта, засеменил ему навстречу из гостиной, где вытирал пыль с мебели.