Позитивки
Шрифт:
– Обязательно познакомлюсь, спасибо, – согласился я. Тем временем дед пробрался в автобус и сунул что-то водителю в руку. Я вжался в кресло, но дед лишь зыркнул из-под соломенных полей и завязал беседу с полноватой блондинкой. Та радостно смеялась дедовым шуткам, колышась всем телом.
Автобус тронулся. Дорога не должна была занять больше двух часов. Однако три часа мы только тащились по городу, подбирая пассажиров на всех углах. На окраине в автобус ввалилась группа музыкантов в национальных костюмах.
– Со свадьбы едем, – дыхнул перегаром баянист. – Заказываем музыку, пассажиры.
– Вот свезло! – обрадовался
Баянист пренебрежительно повел плечами, подмигнул блондинке и растянул меха. Пассажиры как по команде грянули песню.
– А я майская роза, – басила тетка с курицей, подпихивая меня локтем. – Подпевай, зятек!
Музыкант с бубном – мрачный мужик с тараканьими усищами и взглядом серийного убийцы – отбивал ритм прямо над ухом.
Мобилка тренькнула эсэмэской: «Чета Индия не вставляет. Куча народу и жарко как в пекле». «Ну-ну, – подумал я и набрал ответ. – Ты не знаешь, что такое ад.»
К Малым Ползунам добрались, когда уже стемнело. Дед в соломенной шляпе галантно подал руку блондинке, а меня из автобуса вынула тетка.
– Я скажу Наталке, что ты завтра в клубе будешь. Или пусть лучше к тебе зайдет?
– Встретимся в клубе, – я не на шутку испугался, – как я ее узнаю?
– Она тебя сама найдет, – то ли пообещала, то ли пригрозила Галина.
Бабка долго меня рассматривала, а потом недовольно заметила:
– На мамку похож.
– Угу, – согласился я. – А отец где?
– Да хто его знает, – погрустнела бабка. – Не звонит, не пишет. Я тебе на печке постелила.
Я долго ворочался на комковатом матрасе, представляя, как Витька нежится в пятизвездочном отеле. На чердаке что-то подозрительно шуршало, бабка оглушительно храпела за стенкой, большой черный кот уселся в ногах и гипнотизировал меня желтыми глазищами. Утром я проснулся со странной тяжестью на голове, и не сразу понял, что это кот расположился прямо у меня на макушке. Спихнув наглое животное, которое даже не проснулось, я вышел во двор. Приведя себя в порядок, огляделся. Бабки не было видно. Зато в соседнем дворе на лавке курил дед. Он неспешно подносил ко рту самокрутку, глубоко затягивался, жмурился и гладил длинную редкую бороденку. Сизый дым оседал у него в ногах, и дед казался джинном, парящим на облаке. Он заметил меня и кивнул. Приняв этот жест за приглашение, я перемахнул через забор. Дед молча протянул косячок, и я не стал отказываться. Самокрутка оказалась забористая, и я присел на траву. Дед как фокусник уже раскуривал вторую.
– Крепкая, зараза, – просипел я.
– Крепко, оно не слабо, – кивнул дед.
Я не нашелся, что возразить. Мы выкурили по сигарете, и дед тут же скрутил еще по одной. А потом еще. И еще…
Помню, как бабка отскребала меня с травы и цветисто материлась. Перед глазами все плыло, дед в соломенной шляпе бил в бубен, Галина с кружочком меж бровей махала над головой корзинкой, из которой выглядывала курица с головой папани… В сознание я пришел ближе к вечеру.
Бабка протянула мне ковш с ледяной водой, я отхлебнул пару глотков, а остальное вылил себе на голову.
– Куда за Антосем погнался? Выкурил одну, и хватит.
Я потряс головой. За забором колыхалось облако дыма, бывшее дедом Антосем.
– Он что, все время курит?
– А как кота ему подарили, так и курит.
– Не понял.
– Внук к ему приезжал, – принялась объяснять
– Кот – не корова, – подал голос дед и глубокомысленно кивнул. – А корова – не кот.
– Встретила я тут Галину Парсюкову, – вспомнила бабка. – Говорит, ты с ее Наталкой сегодня встречаешься. Хорошая девка, здоровая. И приданое за ей – три козы и телушка. Только она еще Гришке хромому нравится. Так что когда он к тебе в клубе драться полезет, ты лучше беги. У его кулаки тяжелые, его все зовут, кому кабанчика забить надо.
– Ох, мама, – обхватил я голову.
– Чи давай я Наталку к нам позову, с Галиной.
Мобилка звякнула. «Накурился травы, пойду снимать телочек. Индия прекрасна!»
В конце концов, бегаю я быстро. А сидеть весь вечер с Галиной, бабкой и неведомой Наталкой, наверняка страхолюдиной, мне не улыбалось.
Одевался я как в последний бой: светлые джинсы, белая рубашка. Некстати вспомнилось, что в Индии белый – цвет траура. Выйдя на крыльцо, посмотрел в соседний двор, но Антося там не было. Жаль. Пара затяжек, и перспектива быть битым хромым Гришкой перестала бы казаться такой ужасной. Или не идти? И остаться с котом на печи? В то время как мой друг зажигает с индианками, я буду покрываться плесенью на старом матрасе? Я вздохнул и сделал шаг вперед. Навстречу Наталке, Грише и приключениям. Нога поехала, я плюхнулся на землю и съехал с горки до самых ворот. У забора я поднялся и осмотрелся. Похоже, на мои штаны налипла половина Малых Ползунов. И ногу потянул. Доковыляв до крыльца, я присел на ступеньки. В небе зажглись звезды, где-то вдали тоскливо выла собака, воняло навозом, похоже, от моих штанов. Щеку обдало теплым дыханием, я повернулся и шарахнулся от коровьей морды. Корова обижено отвернулась.
– Малые Ползуны – не Гоа, – сказал я. И кивнул. Корова грустно вздохнула. Что ж, по крайней мере, в моей жизни появилась цель – успеть на поезд домой.
Лишь руку протяни
Весть о новом начальнике отдела маркетинга неукротимым торнадо пронеслась по территории завода, всколыхнув женскую общественность. Поговаривали, что Леопольд Арчибальдович божественно красив и потрясающе умен. Поэтому когда Верочка влетела в бухгалтерию и истеричным шепотом сообщила «Он идет сюда!», даже строгая Лидия Ивановна отвлеклась от годового баланса и обратила свой взор на дверь.
В кабинет вошел высокий мужчина и сверкнул широкой улыбкой из-под шикарных усов.
– Мне сказали, что в этом кабинете работают самые красивые женщины завода, – сообщил Леопольд бархатным баритоном, – теперь я вижу, что меня обманули.
Верочка напряглась, бросив на Лидию Ивановну осуждающий взгляд, который будто бы обвинял, что это именно она не дотянула до высокой планки.
– Здесь работают самые красивые женщины в городе! Похоже, я буду частым гостем в вашем цветнике! – он подошел к Лидии Ивановне. – Наслышан о вас, – проникновенно сказал Леопольд и вдруг, точно повинуясь внезапному порыву, поцеловал ей руку, а потом также стремительно, как и появился, вышел из кабинета.