Позитивная социализация детей и подростков. Методология и эмпирика
Шрифт:
Следует подчеркнуть, что выделенные уровни – это не столько стадии последовательной социализации, сколько усложняющие ее слои, которые, с одной стороны, расширяют и углубляют внутренний мир человека, с другой – повышают его активность, эффективность и значимость в текущем социокультурном пространстве.
Выделение слоев позитивной социализации демонстрирует как сложность ее структуры, так и амбивалентное содержание данного понятия. Например, человек может быть успешно социализирован в определенной субкультуре (в диапазоне от несущих обновление оппозиционных движений до разрушающих государство криминальных группировок), но при этом его собственная социальная группа не социализирована по отношению к образу жизни страны в целом (Марцинковская, 2015а), является непопулярной или маргинальной (например, сообщества киников в эпоху эллинизма).
Обозначенные выше тренды и проблемы обсуждаются в теоретико-методологической части данной книги, вторая же ее часть посвящена проблеме взаимоотношения личности и социума, а также эмпирическим иллюстрациям феномена позитивной социализации, его психологическим координатам
Часть 1. Психология перед лицом современности
Глава 1. Методологическая оптика как инструмент познания
Методологическая оптика – один из ведущих познавательных инструментов в постнеклассическом типе рациональности, справляющийся с проблемами сложности, разнообразия и изменчивости в сфере теоретического и эмпирического знания. Методологическая оптика – конструкт, позволяющий интегрировать, комбинировать и конструировать различные исследовательские стратегии в ситуации текучести (лабильности, изменчивости и ситуативности) современного познания.
Следует отметить, что методологическая оптика – не всегда осознаваемый посредник между исследователем и изучаемой реальностью, однако, будучи отрефлексированным в качестве познавательного инструмента в постнеклассическом типе рациональности, этот конструкт приобретает произвольность и пластичность. Овладев им, исследователь способен играть интеллектуальными стилями и познавательными стратегиями, изменяя ракурсы и способы видения реальности в зависимости от решаемой задачи (Гусельцева, 2013в, 2015а).
Предварительно определив данное понятие, обратимся к предыстории его появления в психологической науке.
1.1. Методологическая оптика в качестве метафорического конструкта
Первоначально методологическая оптика, как и множество других понятий, появилась в психологической науке в качестве метафорического конструкта. Мы можем обнаружить различные его модификации. Так, в монографии М. Холквиста, раскрывающей особенности творчества М. М. Бахтина, используется термин «философская оптика» (Holquist, 1990) [1] . В контексте социологических исследований Г. С. Батыгин, показавший связь выбора методологической стратегии с тем или иным ракурсом картины мира, отмечал: «Методология любой научной дисциплины <…> представляет собой <…> определенную оптику – взгляд на мир как разумно устроенную систему, которая в принципе поддается рациональному познанию» (Батыгин, 1995). В истории науки сходные вопросы обсуждал Л. Флек, создавший концепции «стилей научного мышления» и «мыслительных коллективов» (Флек, 1999). В наши дни обороты «исследовательская оптика», «социологическая оптика», «антропологическая оптика» обрели популярность и стали встречаться в научных публикациях довольно часто. Так, в рецензии на книгу «Визуальная антропология: настройка оптики» Т. А. Разумовская пишет: «В каком-то смысле метафора названия книги, обогащенная визуальным рядом оформления обложки, говорит о перспективах видения и интерпретации изображения: изменяя настройки исследовательской оптики, мы получаем возможность разноуровнего анализа (выделено мной. – М.Г.) визуальных данных, начиная с пересмотра поверхностных “очевидных” значений, углубляясь в контекстуальную рамку образа, реконструируя едва различные смысловые аспекты прошлого в настоящем» (Разумовская, 2010, с. 206). По сути дела, здесь ненароком оказалась сформулирована квинтэссенция культурно-аналитического подхода, согласно которому оперирование исследовательской, методологической оптикой открывает возможности не только разноуровнего, но и стереоскопичного, полипарадигмального, многоаспектного анализа (Гусельцева, 2015а).
1
М. Холквист сравнивает методологию М. М. Бахтина с методом «мысленного эксперимента» А. Эйнштейна, подчеркивая, что оба автора стремились преодолеть ограничения, связанные с существующей ситуацией наблюдателя. Найденные учеными методологические средства М. Холквист называет «философской оптикой» – «a conceptual means for seeing processes invisible to any other lens» («концептуальное средство, позволяющее увидеть процессы, недоступные для любой другой линзы») (Holquist, 1990, p. 20). Если А. Эйнштейн в мысленных экспериментах продемонстрировал тот факт, что картина мира наблюдателя зависит от его положения в пространстве и времени, то М. М. Бахтин, введя понятия «хронотоп» и «вненаходимость наблюдателя», показал, что открывающаяся наблюдателю реальность обусловлена его позицией в коммуникативной сети. Отметим, что Х. Ортега-и-Гассет осмысливал сходные оптические проблемы в терминах «перспективы», а Г. Гадамер – «горизонта».
В контексте культурно-аналитического подхода методологической оптикой принято называть саморефлексивную настройку исследовательского сознания, позволяющую сконструировать индивидуальный дизайн исследования и осуществить избирательное нюансирование локальной познавательной ситуации.
Таким образом, методологическая оптика выступает в качестве познавательного инструмента, интеллигибельного посредника между исследователем и изучаемой им реальностью. Идея культурных средств, посредников (медиаторов) между психикой и миром, конструирующих наше восприятие мира,
Если в контексте культурно-исторической концепции получило распространение понятие «культурные средства», то неокантианская традиция оперирует категорией «посредник». Согласно И. Канту, наше представление о реальности опосредовано априорными формами сознания, то есть своего рода «врожденной оптикой». В дальнейшем Ж. Пиаже экспериментально доказал, что априорные формы сознания не предзаданы, а конструируются в процессе взаимодействия субъекта и мира (подробнее см.: Флейвелл, 1967). Методология конструктивизма, подчеркивающая не только историко-генетические истоки, но и рукотворность познавательной оптики, играет важную роль в современной психологии развития. Наряду с этим в контексте психотерапевтической практики, связанной с нарративным подходом (Psychology and Postmodernism, 1994; Watkins, 1986), было показано, что предстающая перед нами реальность сконструирована интерпретациями, которые, в свою очередь, обусловлены сложной игрой контекстов, жизненных историй, повседневных практик, текучих состояний и установок.
В исследовательской традиции аналитической психологии также обсуждалась тема интеллектуальных посредников в интерпретации исследуемой реальности. Например, представитель постъюнгианской психологии Дж. Холлис подчеркивал, что видение реальности опосредовано множеством факторов, включающих генетическую наследственность, половую идентичность, особенности культуры и разнообразие семейного окружения (Холлис, 2008). Такого рода антропологическая оптика транслируется от родителей к детям, от наставников к ученикам: «И глядя на окружающий мир через унаследованные нами очки, мы упускаем из виду некоторые его важные аспекты» (Там же, с. 15). В свою очередь, историки культуры показывали, что видение или картина мира меняются от поколения к поколению (Яковенко, 2013), а антропологическая оптика делает самоочевидными и тем самым «невидимыми» те культурные факторы, которые выступают естественной средой социализации ребенка.
Философ науки Э. Ласло писал, что «“непорочного восприятия” не существует – все, что мы видим и воспринимаем, доходит до нас окрашенным ожиданиями и предрасположениями» (Ласло, 1998). Одновременно эта избирательность восприятия, предпосылки и ожидания, базируется на особенностях той или иной культуры: «То, что люди делают, напрямую зависит от того, во что они верят, а их убеждения, в свою очередь, зависят от культурно окрашенного видения себя и окружающего мира» (Там же). В качестве основы настройки взгляда и избирательности нашего восприятия методологическая оптика обусловлена не только субъективностью исследователя, усвоенными традициями, культурным и «апперцептивным опытом», но и тем, каким научным языком мы пользуемся и какие задачи решаем. «Оптика – это стратегия взгляда. Исследователь видит мир таким, каким его делает доступным взгляду его собственный теоретический словарь. Изменяя “настройки” теории, мы изменяем пространство ее “оптических возможностей”» (Вахштайн, 2011, с. 15).
В этой связи следует отметить, что в психологии сложные реальности довольно часто обсуждаются посредством метафор, а не терминов. С позиции классического и неклассического идеалов рациональности такой уровень дискуссии является недостаточным для научного и позитивного знания. Однако постнеклассический стиль рациональности позволяет работать с метафорами в качестве инструментов познания, описывающих сложные и нередко эфемерные реальности. Согласно Х. Ортеге-и-Гассету, практически все знание о внутреннем мире метафорично: «Понятийный аппарат психологов – чистые метафоры…» (Ортега-и-Гассет, 1991, с. 212). Тем не менее метафоры выступают здесь в роли определенных средств познания, раскрывающих те аспекты реальности, которые ускользают от практики точных понятий (Там же, с. 207).
Проблема обнаружения латентных феноменов, видимости/невидимости культурно-психологических реальностей в зависимости от методологического инструментария получила развитие в контексте антропологического поворота социогуманитарных наук, постмодернистской и феминистской критики, где сложился консенсус представлений о том, что «каждый глаз видит по-своему» (Феминистская критика…, 2005, с. 182). Становление постнеклассического идеала рациональности вело к когнитивной сложности взгляда: «Один глаз видит то, чему его научила традиция, а другой ищет то, на что, как утверждала традиция, не стоит даже смотреть» (Там же, с. 183). Все это сделало актуальной тему латентности – выявление тех феноменов и фактов, которые, будучи невидимыми в оптике доминирующей парадигмы, получали раскрытие при смене взгляда, или с позиции наблюдателя маргинальных слоев культуры. В свою очередь развитие постмодернистских практик способствовало трансформации отношений между парадигмами: традицию больше не отрицали, а переосмысливали в разнообразии усложняющихся и дифференцирующихся контекстов. С позиций постаналитической философии довольно продуктивной разработкой в этом ключе выступил метод реконтекстуализации Р. Рорти (Рорти, 1997), обосновывающий возможности трансляции изучаемого феномена из привычных контекстов в новые и не всегда предсказуемые.