Познакомлю со смертью
Шрифт:
— Не вы первый предлагаете подобный метод лечения. Только заранее предупреждаю: он ни к чему не приведет. Вернее, я выразился не совсем точно, не приведет ни к чему новому: больной все равно умрет, прожив отведенное ему после операции время. Делайте какие-нибудь другие открытия, юноша.
— А кто-нибудь пробовал работать подобным образом? — поинтересовался Олег.
— Естественно, — Платухин пристально посмотрел ему в глаза. — По мне, так бесперспективность такой методики видна и без практики, — и главврач пустился в длинные объяснения, нимало не занимавшие Олега. Молодой хирург уже знал: он будет экспериментировать. Вероятнее всего, те, кто уже разрабатывал подобное лечение, не довели свои искания до конца, а этот старый пень просто
Кочетов поймал себя на мысли, что ему наплевать на больных. Пусть умирают, если предопределено! А ему нужны имя и деньги, поэтому кому-то придется побыть подопытным кроликом. Чтобы заманивать кроликов, придется врать. Олег ни с того ни с сего вспомнил уроки литературы по знаменитому роману Достоевского «Преступление и наказание», будто услышал голос учительницы Ксении Николаевны, задававшей вопрос, имеет ли теория Раскольникова право на существование. Он, ученик девятого класса, с волнением доказывал обратное, споря с Витькой Макушиным, говорившим: «А если смерть одного человека спасет жизни миллионам? Если речь пойдет об изобретении лекарства, для работы над которым придется пожертвовать чьей-либо жизнью?» На подобное заявление будущий врач произнес пламенную речь. Ну, конечно, это было еще в эпоху Наташи и веру в светлые идеалы. Поэтому что он там говорил? «Человек должен жертвовать жизнью даже ради великих открытий только добровольно». Каким же наивным он был в то время! Типичный кандидат в неудачники. Нет, сейчас тот сентиментальный школьник стал другим и не собирается разводить сопли и слезы, работая над новым методом, который сделает его известным человеком. Вот только профессор, если узнает… Однако если дело обставить грамотно, то и на Платухина можно наплевать. Кочетов вспомнил слова матери: «Неудачники всего боятся, а смелые идут к цели и добиваются своего. Неважно, какими путями».
Хорошо обдумав свое поведение, Олег приступил к намеченному плану. Сидевшая в кабинете профессора медсестра Валя вот уже два года как находилась в весьма близких отношениях с молодым хирургом. Это была связь, возникающая тогда, когда людям очень хочется заняться любовью порой с первым подвернувшимся под руку человеком, не влияющая ни на что, даже не приводящая к панибратству. Валя думала так же. Она была замужем, имела дочь, любила мужа и не помышляла когда-нибудь оставить их ради Олега. Женщина согласилась помочь ему. Слушая жалобы больных, находящихся на консультации у Платухина, его диагнозы и предложения, Валя подробно рассказывала обо всем своему любовнику, тот перехватывал их с ее же помощью (медсестра рекомендовала расстроенным пациентам, потерявшим надежду, проконсультироваться еще и у Олега Николаевича, успешно разрабатывающего новый метод борьбы с раковыми опухолями). Когда человек балансирует между жизнью и смертью, он согласен обратиться куда угодно и к кому угодно, лишь бы продлить жизнь, пусть даже иногда кажущуюся ему опостылевшей. Поэтому больные после Платухина перекочевывали к Олегу, осматривавшему их и говорившему:
— Наш профессор лечит по старинке. Но он считает себя Богом и царем, во всяком случае в этой клинике, и не дает ходу другим, занимающимся новыми методами лечения. Сколько он дал вам лет жизни после операции? Пять? Я сразу даю десять. Это шутка, а вот и правда: после моего лечения от рака вы не умрете. Хотите оперироваться у меня? Прекрасно, только напишите расписку, что ни вы, ни ваши родные не будут иметь ко мне претензий в случае непредвиденных обстоятельств. Какие обстоятельства я имею в виду? Во время любой операции можно умереть на операционном столе. Даю честное слово, такая смерть не будет связана с моим методом. Значит, вы бы умерли и на профессорском столе. Как писать расписку? Давайте я надиктую.
Так Олег получал материал для своей экспериментальной площадки. Точно не зная, чем закончатся его эксперименты, он не отказывался от подношений их родственников, просил писать благодарственные письма, создавая себе броню от нападок Платухина, который, узнав про деятельность своего подчиненного, был в ярости. Видя, что юридически ему не достать Кочетова, профессор пробовал обратиться к Сушковым, но те встали
Однажды, устав после операции и сказав медсестре, что хочет хотя бы час отдохнуть и никого не принимает, Олег расположился в кресле ординаторской и задремал. Его разбудила Валя.
— Я же просил, — раздраженно сказал Олег своей любовнице, — пока не беспокоить меня.
Медсестра от испуга перешла на «вы»:
— Я бы и не беспокоила, Олег Николаевич, — робко проговорила она. — Но там ваш отец…
Кочетов вздохнул, поднялся с кресла и открыл дверь ординаторской. Он подумал, что зачем-то понадобился тестю, которого вот уже несколько лет называл папой. Однако тестя в коридоре не было, там вообще никого не было, кроме пожилого незнакомого мужчины в потрепанной одежде, с радостной улыбкой поднявшегося навстречу молодому врачу:
— Олежек! Родной!
Знакомый голос не оставил сомнений, возникших у Олега при первом взгляде: это его родной отец, которого он ни разу не видел после той памятной встречи у реки.
Николай Кочетов подошел к сыну, попробовал обнять, но Олег холодно отстранил его. Мужчина смутился:
— Да ты что, Олежек! Не узнаешь меня? Я твой отец!
— Как же, узнаю, — иронично произнес хирург. — Вы не очень изменились.
Николай печально посмотрел на сына. Он надеялся на другую встречу, другую реакцию, но жестоко ошибся.
— Нет, сынок, — он посмотрел в жесткие глаза Олега. — Я очень изменился, и не только внешне, поверь…
Кочетов-младший молча стоял, прислонившись к двери ординаторской. Он старался отыскать в душе хоть какие-то чувства к человеку, бывшему ему отцом, и откровенно признавался себе, что не находил ничего. Объяснить отсутствие чувств к отцу было сложнее, чем отсутствие того же самого к Инне и Виталию. Жена оказалась необходима только ради карьеры, ребенок — для поддержания видимости благополучия семьи. Но сейчас перед ним находился человек, которого он когда-то по-настоящему любил. Однако это было очень давно и, как выяснилось, не оставило следа.
«Наверное, чувства унесло вместе с тем корабликом из бумаги, на которой он торопливо написал свой рабочий телефон, — думал Олег. — Или они остались в телефонной трубке, которую, боясь, что телефон не звонит оттого, что неисправен, я снимал по десять раз в день своего рождения, ожидая его звонка».
Николай грустно смотрел на сына, смутно догадываясь, какие мысли посещали его в этот момент.
— Прости меня, сынок! — наконец вымолвил он. — Я очень хотел увидеть тебя.
— Вот так вдруг, после долгих лет молчания? — поинтересовался Олег.
— Я боялся, — мужчина нервно мял в руках грязный носовой платок. — Боялся раньше.
— Вы боялись всего, кроме одного — потерять сына, — отчеканил хирург. — И вам это удалось.
— Не говори так, — испугался Николай. — А впрочем, как хочешь, я заслужил… Сынок, выслушай меня! Я попал в ужасную ситуацию. Институт мой давно сократили, на новое место не берут: возраст не тот, да и сердце стало пошаливать. Жена тоже болеет. Недавно ей пришлось сделать дорогую операцию: речь шла о ее жизни. Дочь, твоя сестра, учится в восьмом классе и стыдится ходить в школу, потому что ей нечего надеть. Нашей семье скоро нечего будет есть. Помоги, сынок! — видя холодные глаза Олега, он добавил: — Поверь, я никогда бы не решился просить тебя об этом, зная, как виноват перед тобой, но у меня просто нет другого выхода!