Позолоченная луна
Шрифт:
Как будто виски, просачиваясь ему в мозг, распаляло там все тлеющие угли предательства – каждое падение цен на зерно, каждое унижение от торговца, который требовал наличные вместо бартера. Все это уносилось в его кровь и собиралось, как казалось Керри, в правой руке.
Так что Керри смолоду научилась слышать, когда походка отца становилась неровной – он спотыкался, поскальзывался. Различать малейшую запинку в речи.
Чтобы знать, когда надо хватать близнецов и бежать.
Так что нет. Это был не дар.
Не-Марко Бергамини открыл было рот, чтобы защитить себя и свое имя, которое она подвергла сомнению. Но потом поднял руку и коснулся своей кепки.
– Честь имею.
– Взаимно, – ответила Керри, и он отвернулся.
Она склонилась к тете и прошептала ей на ухо:
– Рема, а почему у него были рисунки Билтмора?
– Если б ты тут не обвиняла его в том, что он выдумал свое собственное имя, глядишь, он и сам бы тебе рассказал. – Но тут Рема вдруг уронила клубок. – Мы уж почти дома, а я напрочь забыла, что у меня есть.
Она развернула сверток из красной материи, и по всему вагону разнесся аромат запеченного окорока и корицы. Потом подняла большую банку, стоящую у нее в ногах, и отвинтила металлическую крышку.
– Пусть сладкое молоко и не охладилось, но не думаю, что оно свернулось, – мои ноги подсказывают, что пол у них тут вполне холодный. – Она засунула ножичек с широким лезвием в баночку поменьше, наполненную печеными яблоками. Вложив по куску ветчины в две булочки, она намазала каждый из них яблочным пюре и протянула близнецам. Потом сделала то же самое для репортера, а потом еще три, которые передала Керри, а та, в свою очередь, отдала два из них не-Марко Бергамини и его брату, который только проснулся.
Рема кивнула в сторону малыша.
– У бедняжки, небось, уж колики начались, сколько он уже путешествует.
– Он так голоден, что ему невесело, – транслировала Керри, и оба итальянца явно выдохнули с облегчением.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал репортер, но при этом вернул свой бутерброд.
Рема нахмурилась.
– Сынок, это был кабан, который успел пожить на этом свете и не очень стремился жить дальше, если это тебя успокоит.
Керри открыла было рот, чтобы объяснить тете, в чем дело, но репортер улыбнулся Реме, и это ее успокоило.
– Мадам, спасибо, что вы угостили меня.
Керри откусила кусок, чувствуя, как яблоки, ветчина и булка буквально тают во рту. Потом она коснулась плеча Ремы.
– Мало ли что они тут думают, – сказала Рема. – В этом своем городище.
Старший итальянец, проследив, что Карло съел свою булку, откусил от своей.
– О-о-о, – сказал он, и это был почти стон. – Mio Dio [2] .
Довольная Рема снова взялась за свое вязанье.
2
Боже мой (ит.).
– Ну,
Ее спицы снова застучали. Снаружи начало смеркаться, и все посерело, но висящие в вагоне лампочки светились теплым желтым светом. Поезд постукивал и покачивался, и все они, сидящие в первом вагоне, постепенно смолкли. Заходящее солнце посылало сквозь окна свои последние лучи.
Керри пыталась представить себе, что ей нужно будет сказать. Как ты себя чувствуешь, папа?
Неплохо.
Я слышала, ты бросил пить. После всех этих лет, когда ты довел маму до могилы. Эгоистичная сволочь.
Она вздохнула. Не самое лучшее приветствие после двухлетней разлуки.
Ей хотелось бы, чтобы он умолял о милосердии. Вымаливал прощение.
Чего Джонни МакГрегор – окажись он хоть в пекле, хоть в потопе, а потом снова в пекле – не сделал бы никогда.
Керри ощущала убаюкивающее качание и постукивание поезда. Взбираясь все выше на Голубой хребет, вагон все сильнее раскачивался из стороны в сторону. Слева от нее попутчик с маленьким братом и свернутым рулоном бумаги, прижатым к груди, поглубже уселся на сиденье, опустил голову и задремал.
Поезд замедлил ход, и пролетающие за окном размытые зеленые контуры начали формироваться в очертания деревьев. Мимо нее по проходу пробирался пассажир. Керри почувствовала, что ее тело расслабилось впервые за все время после получения телеграммы.
И тут внезапно раздался визг тормозов. Поезд засвистел и накренился.
Итальянец вскрикнул, просыпаясь, и схватил своего маленького брата.
– Нет! – вскочил он на ноги. – Нет!
Глава 3
В темноте раздался резкий свист струи вырвавшегося из котла пара. Должно быть, это корабль. Приближается к верфи.
Или… нет… Только не корабль.
Он не мог размышлять. Не мог заставить себя думать. Перед глазами замелькали искры, руки опалило.
Они поймали его. Теперь вот-вот появятся их лица, злобные, распаленные.
– Нико, – пробормотал он. – Держись ближе ко мне.
Под ним тряслась земля, за первой на него накатывала другая волна этих яростных лиц.
Даже сквозь облако собственного страха он чувствовал запах смолы и дегтя, морской воды и пота.
– Мафиозные крысы, – ухмыльнулся один из них. – Чертовы лживые чесночники.
– Кто убил шефа, – поддразнивал другой. – Гнусные слизняки.
Один он бы еще мог спастись. Но он обещал.
Пригнувшись, прячась за корабельными клетями, он притянул к себе брата.
Снова крики, снова визг где-то внизу.