Позолота вся сотре?тся…
Шрифт:
Хуже моих фотографий были лишь заголовки над ними. Крупный, четкий шрифт черными и жирными мухами басовито гудел о грандиозном скандале случившемся на ежегодном мероприятии, которое проводила в своем особняке эта самая Николь Соррель. Выскочка и недоразумение магического мира, умудрилась не только опозориться, застыв на фото сломанной игрушкой, но и убить достопочтенного Двуликого, оставив от него лишь обгорелую шкуру. Правда, газеты путались в последовательности освещаемых событий. Одни утверждали, что я вначале жестоко убила, а затем рухнула в обморок. Другие заявляли, что как только очнулась, так сразу и погубила невинную,
Но все газеты единодушны были лишь в одном - Николь Соррель, подобна обезьяне размахивающей опасным артефактом. От нее исходит угроза бедным Двуликим. Правдолюбцы всех мастей гневно требовали призвать меня к ответу. А проще говоря, посадить в тюрьму, судить и ликвидировать, как чуждый и очень опасный элемент.
Молодые волки-оборотни требовали моего пожизненного заключения, а еще лучше смертной казни. Наблюдая из окна пикеты буйных молодчиков, я с трудом сдерживала себя. Хотелось выйти за высокие, чугунные ворота и разобраться с этими истошными горлопанам. Мечтательно представляла себе, как сила перстня Правительницы корежит их тела. Жалкий скулеж этих наглых молодчиков наверное звучал бы для меня музыкой. Но вздыхала и отходила подальше. В кого я превратилась! Никогда раньше я не была столь кровожадной!
– Ну, добился своего?! Прицепился как репей!
– шептала я себе под нос, глядя на тусклый красный камень.
В ответ Перстень предпочитал молчать. Неясно и таинственно вспыхивал красным огоньком, словно насмехаясь. Мои попытки стащить его с пальца были безуспешны, он сидел будто его приклеили.
Под стражу меня конечно не заключили и в тюрьму не упекли, к большому сожалению леди Глории, но под домашним арестом я оказалась в очередной раз.
Возбужденно-радостный мистер Чандлер возобновил следствие. Он вцепился в меня словно лис в курицу. Такое сравнение приходило мне на ум всякий раз, когда смотрела на мелкие и острые зубы следователя, на фанатичный огонек в его светло-карих глазах. Казалось дай ему волю, и мистер Чандлер вопьется в мое горло, жадно причмокивая и рыча.
Следствие длилось уже три месяца. С нудной, неспешной, почти с садисткой дотошностью, собирались улики против Френка Лобоуса, которого я нечаянно, в порыве страха превратила в жалкую горстку пепла. Мистеру Чандлеру очень хотелось выставить меня безжалостной убийцей, опасной для общества человечкой у которой не все ладно с головой. Но факты вещь упрямая. К тому же я не позволила сломить себя. В этом мне помог Арчибальд Баффа.
Но все имеет свойство заканчиваться. Закончилось и это разбирательство. Бывший любовник Флоренс был признан виновным. Именно он, обуреваемый ревностью послал зимним утром стрелу в спину моей бабушки. Убить ее иначе он не смог бы. При любой попытке расправиться с близкого расстояния, Флоренс дала бы отпор, ведь ее хранил Перстень Правительницы.
– Хранил, да не сохранил!
– шептала я тихо, крепко сжимала пальцы ощущая твердый ободок.
Перстень, как всегда предпочитал помалкивать, притворяясь обычной побрякушкой. Лишь красная искорка вспыхивала в глубине камня, словно насмехаясь надо мной.
Если бы Френк Лобоус не погиб, то его ждал бы суд. Я была рада, что убийца бабушки был уничтожен, сгорел ярким факелом. Что-то подсказывало мне, что на справедливый суд над Двуликим, рассчитывать не имеет смысла.
Арчибальд Баффа, в тот злополучный вечер, пострадал незначительно.
Арчибальд Баффа это мнение не поддерживал. Он поругался с друзьями и дедом. Он навещал меня каждый день. Его остроумные шутки о Двуликих были на грани дозволенного, а страстные взгляды и пылкие поцелуи на прощанье, тешили мое самолюбие и грели душу. Я была не одна! У меня появилась стена, за которую я могла спрятаться!
Мне было приятно видеть как злилась Анабель, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание моего мужчины. Да, именно так я называла про себя Арчибальда Баффа. Мне все труднее было сдерживать себя, когда он был рядом. Я задыхалась от нежности, от острого желания оказаться в его объятиях, так хотелось плыть по течению чувств, словно по полноводной реке.
Когда Арчибальд повторил свое предложение стать его женой, я согласилась. Пыталась скрыть свою радость, хмурила брови, удерживала его горячее тело, упираясь в каменную грудь руками. А в душе все пело. Он, мой! Мой! И плевать мне было на злобное шипение леди Глории. На истерику которую устроила Анабель. Мне было совершенно безразлично, когда старший Баффа говорил со мной высокомерно-снисходительно. Насмешливо щурился и старался держаться подальше, словно ненароком боялся испачкаться. Свадьбе быть, решила я.
Пышного торжества я не хотела. Для кого было устраивать весь этот спектакль? Лишний раз позлить Анабель и леди Глорию? Опять вызвать шквал обсуждений в газетах? Моя Флоренс, лежит в темном склепе поместья Соррель, а больше некому порадоваться за меня. Именно поэтому я убедила Арчибальда обойтись без пышного торжества и почти тайно оформить наши отношения.
– Как ты мог, Арчибальд!
– возмущенно, с яростью прорычал старый Баффа, когда поднял взгляд от документа который прочитал.
– Как ты мог! Теперь все будут судачить о том, что твой дед решил сэкономить на свадьбе единственного внука!
Высокий и крепкий старик пошатнулся и трагически схватился за сердце, хотя все мы прекрасно знали, что инфаркта у Двуликих не бывает.
Мой муж не стал спешить старому тигру на помощь, вместо этого он притянул меня к себе и не стесняясь деда, нежно укусил меня за мочку уха.
Я начала было вырываться из его крепких объятий, но поймав насмешливый, острый взгляд Баффа-старшего, передумала. Напротив прильнула поближе, с вызовом посмотрела в черные глаза под седыми, косматыми бровями.
Мой новоиспеченный родственник усмехнулся в густые, холеные усы и неожиданно подмигнул мне.
– Конечно внешностью ты совсем не похожа на покойную Флоренс... Но есть в тебе нечто такое, что заставляет мужчин терять голову!
– мужчина задумчиво окинул меня взглядом.
– Мне кажется, что ты все же унаследовала ее темперамент. Моего внука ждет жаркая и веселая жизнь!
– его хриплый смех скрежетом тупой пилы разнесся по огромной гостинной в фамильном особняке Баффа.